Виталий Коржиков - Мореплавания Солнышкина (Повести)

Солнышкин стал наводить видоискатель на «Светлячок», как вдруг перед объективом на палубе заплясала какая-то весёлая фигура, за ней вторая, и обе, размахивая руками, стали кричать:

- Ура! Идём, идём!

Это выбрались из кубрика закончивший песню начальник училища и Репортажик. Казалось, начальник дирижировал всем вокруг - и льдинами, и нерпами, и кораблями. Но, посмотрев на Солнышкина, он протянул руки и закричал:

- Вот с кем мы споём! - Он узнал того самого юнгу, которого когда-то просил подрасти!

Теперь и Солнышкину стало понятно, чьи это были руки и чьи это песни распевали даже нерпы.

- Споём! Обязательно споём, Солнышкин! - кричал начальник. - В училище!

Солнышкин развёл руками. Подхватить хорошую песню он бил готов и сейчас, а в училище ещё надо поступить, надо готовиться, и он вздохнул:

- Из-за ерунды потеряно столько времени! Целые сутки!

- Ну не из-за такой уж ерунды, и не так уж много, - сказал за спиной Перчиков.

- Всё, больше не возьмусь за такое пустое дело.

- За какое?

- Спасать дураков! - сказал Солнышкин.

- Ха! - сказал Перчиков. - Во-первых, не все дураки, а во-вторых, возьмёшься! Сердце не выдержит!

- Выдержит! - сказал Солнышкин.

И тут он увидел встающую на дыбы льдину, по которой среди шахматных фигур метался на четвереньках какой-то малый в курсантской одежде. Фигуры раскачивались и стукали его по спине. Это был Уточка.

- Человек за бортом! - крикнул Солнышкин.

Бросив вниз висевший рядом спасательный круг и оттолкнув Перчикова, он перемахнул через борт сам и, прыгая с льдины на льдину, побежал к терявшему последние силы скульптору.

- Давай руку! - крикнул Солнышкин. - Прыгай ко мне!

Но Уточка только мигал, боясь оторвать руки от качающейся льдины.

- Брось! - крикнул Солнышкин.

Уточка вцепился в льдину ещё сильней. Ближняя фигура покачнулась и с размаху двинула своего создателя по самой макушке, зацепив краем Солнышкина. Изо рта Уточки только вылетело «пых», и он упал. А Солнышкин сказал «ох», но удержался, взвалил на себя курсанта и, перебираясь по льдам, понёс его к пароходу.

Солнышкин не слышал, как его подобрала шлюпка, как Перчиков и Борщик втащили его и Уточку в каюту.

Он сидел в углу, привалясь к переборке, и так громко дышал, что Перчиков бросился за доктором: не случилось ли чего-нибудь у друга с сердцем.

Но примчавшийся Челкашкин приложил к груди Солнышкина ухо, послушал и развёл руками:

- Отличное сердце! Послушайте - там шумит тайга и гудит океан. - И кивком позвал радиста за собой: - Пойдёмте, пусть отдыхает!

А когда Солнышкин открыл глаза, перед ним дымилась поставленная Борщиком кружка компота, а рядом снова сидел Перчиков.

В каюте было сумрачно. Наступил вечер, и в иллюминатор, будто спрашивая «Как дела?», заглядывала звезда.

- Ну, как дела? - спросил Перчиков.

- Порядок! Пора за учебники. Экзамены на носу! - сказал Солнышкин.

- Учиться, учиться! - послышался рядом начальственный басок.

В коридоре толпилось полкоманды и сверкали вспышки. Репортажик готовил срочный репортаж о Солнышкине в газету.

А из-за двери вдруг донеслось:

- Будем учиться, - и мимо со стопкой учебников в руках протопал Плавали-Знаем.

- Но пока есть и другие дела! - сказал Перчиков и показал свежепахнущие ролики недавно проявленной киноплёнки.

Солнышкин схватил их и стал рассматривать на свет.

- Посмотрим? - спросил Перчиков.

- Не посмотрим, а покажем! - сказал Солнышкин.

- Кино? - спросил, заглянув, Плавали-Знаем.

- Шуточки! - сказал Моряков. - Опять шуточки!

- Так, масштабные шуточки! - крикнул Солнышкин, вскакивая. - На острове люди ждали кино?

- Ждали! - крикнул Плавали-Знаем. - Ждали!

- Тогда надо показать! - согласился Моряков.

И друзья бросились на палубу.

При помощи телепатии или просто сердцем уловили Солнышкин и Перчиков, что думали на острове Камбала, - неизвестно, но на берегу шёл разговор, очень близкий к их мыслям.

- Хоть бы несколько кадров увидеть! - говорили в толпе, смотревшей вслед уходящим пароходам. - А то помогали, помогали.

- А увидим - шиш! - сказал Соскин.

И мохнатые артисты, которые тоже смотрели вдаль, поджав хвосты, обиженно заскулили.

- Да, конечно, хотелось бы посмотреть, - сказал лейтенант Молодцов, надеявшийся увидеть на экране своего Бобика.

Но в небе горели только звёзды. Топала большая Медведица. А суда уходили.

И вдруг на глазах у всех оба парохода резко изменили курс и, приблизившись к острову, остановились рядом с ним. На мачте «Светлячка» развернулся странный парус - это, по просьбе Солнышкина, Барьерчик и Упорный натянули большую простыню, а с кормы «Даёшь!», где Перчиков пристроил аппаратуру, на неё полетел длинный яркий луч.

Сначала на экране появился заледенелый «Светлячок», потом на собаках по льдине промчался Васька-мамонт, и на палубе «Даёшь!» раздался радостный шёпот.

- «Зимовка!» Первая серия! - это почти кричал Плавали-Знаем. Он сидел среди зрителей в шлёпанцах на стопке книг, по корешкам которых ползли названия: «Родная речь», «Арифметика», «Навигация».

Около него, потирая лоб, стоял Уточка, рядом весело хохотал Васька. Но скоро Плавали-Знаем притих и спрятал подбородок в телогрейку - на экране возникла льдина, сидя на которой Плавали-Знаем прогонял Солнышкина: «Вон!»

Вслед за этим по полотну поползли белые шахматные истуканы. Они плыли, как остатки какой-то неизвестной цивилизации, сталкивались, бились лбами, и, прыгая по льдинам, на них лаяли собаки. У одного на макушке качался чёрный кот и быстро сигналил ехидным глазом: «Конец первой серии».

Но вот собаки на экране бросились к детям, и Молодцов с берега закричал:

- Смотрите, мой Бобик!

Потом лейтенант сам пошёл по экрану впереди детей, рядом с ним заковылял пингвин, появился весёлый Морячок, навстречу друг другу, размахивая поварёшками, бросились Борщик и Супчик.

И тогда с берега - с настоящего берега - донёсся крик Соскина: «Звук! Звук!» И все зрители на берегу тоже подхватили: «Звук!»

- Споём! - предложил начальник училища: ему представилась отличная возможность озвучить этот сеанс своей новой песней.

А Солнышкин удивился: какой ещё звук? Какие ещё нужны звуки? Рядом шумели волны, неторопливо приговаривала машина, и уже так близко была родная земля, что, казалось, за ветром слышался шум сосен, всплески таёжной речки и грустное «ку-ку» далёкой-далёкой кукушки.

А навстречу катил океан с гулким хлопаньем парусов, с гудками пароходов, с весёлой перекличкой спутников. Весь мир от палубы до морозных звёзд был полон голосов. Они переполняли пространство, и от их говора хотелось работать, спешить на помощь людям, как Моряков и Перчиков, дружить, как обнявшиеся на экране Супчик и Борщик. Звуков было так много, что, казалось, говорила каждая снежинка и звала куда-то самая крохотная звезда. Голоса звали, будили, торопили, и, волнуясь вместе с ними, сердце Солнышкина выталкивало сильные, ритмичные звуки, будто говорило: «Впе-рёд! Впе-рёд! Впе-рёд!» Вперёд к родной земле, вперёд в плавание, всегда и везде вперёд!