Георгий Скребицкий - Большая книга о природе

Середина лета, самая тёплая солнечная пора. Весь день печёт солнце. Так и хочется укрыться куда-нибудь в зелёную тень кустов и деревьев, забраться поглубже в лесную чащу и следить за тем, как колышатся ветви и по траве бегают золотистые блики солнца — солнечные зайчики.

Лес уже оделся в густую тёмно-зелёную листву. Кусты и деревья давно отцвели, и только на светлых полянах цветут кудрявые липы. От них в нагретом солнцем дрожащем воздухе разливается душистый запах мёда.

А взгляните, какое множество пчёл носится возле цветущих ветвей. Богатый взяток унесут пчёлы в свой улей. Там, в прозрачных восковых сотах, заготовят они самый лучший, самый душистый липовый мёд.

Громко жужжат пчёлы, собирая цветочный сок, деловито гудят шмели и жуки, в траве громко стрекочут кузнечики. А вот пения птиц уже почти совсем не слышно. Кончилась пора весёлых песен. Однако есть кое-кто из крылатых певцов, кто готов распевать не только весной и в начале лета, но и теперь.

Выйдите на утренней или вечерней заре в поля, в луга, там вы, наверное, услышите незатейливую песенку перепела. Про перепела даже не принято говорить, что он поёт, говорят обычно: перепел кричит.

Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце — не огнистое, не раскалённое, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное — мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый её туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованого серебра… Но вот опять хлынули играющие лучи, — и весело, и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило. Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко-прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Цвет небосклона, лёгкий, бледно-лиловый, не изменяется во весь день и кругом одинаков; нигде не темнеет, не густеет гроза, разве кой-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь. К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределённые, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнцу; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землёй, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нём вечерняя звезда. В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всём лежит печать какой-то трогательной кротости. В такие дни жар бывает иногда весьма силён, иногда даже «парит» по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной, и вихри-круговороты — несомненный признак постоянной погоды — высокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню. В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой; даже за час до ночи вы не чувствуете сырости. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба…