Галина Ширяева - Гюрги-Дюрги-Дюк. Повесть

- Юля! - позвала она снова. - Витанович! К тебе-тут пришли! Ты идешь или нет?

- Иду! - неожиданно отозвался с аллеи звонкий голос. - Я давно иду!

«Жулик! Приехала сюда под моим именем! Украла деда!» - так думала Юлька, пока, рассекая подошвами лужи, разбрызгивая в стороны комья грязи, летела навстречу подлой Дюк, так нагло отозвавшейся на Юлькино имя, на Юлькину фамилию!

- Ж-ж-жулик! - зашипела она почти беззвучно,, подскочив к Дюк. - Ж-жулик!..

У нее почему-то совсем пропал голос, а ставшие непослушными губы ничего не могли выговорить, кроме этого шипящего и жужжащего «ж-ж-жулика», но она? все-таки торжествующе отметила про себя, что и у Дюк, опешившей от неожиданного Юлькиного налета, лицо стало белым-белым, даже синева появилась у глаз и над губами.

- Тс-с-с,- сказала Дюк тихим шепотом и приложила палец к губам, словно умоляла Юльку сохранить ^страшную тайну. - Не кричи, пожалуйста, так.

- Ничего не тс-сс! - зашипела Юлька. - Не тс-с-с!

Я кричать буду!

Однако на крик у нее не хватило голоса, и, наверно, гусиный их разговор не вызвал у женщины на крыльце никаких подозрений, потому что, спросив спокойно «знакомые, что ли», она тут же ушла к своим пирожкам. Осевший же голос окончательно предал Юльку, когда она попыталась крикнуть ей вдогонку, чтобы она не уходила, потому что Юлька поймала ж-ж-жулика…

- Замолчи! - гневно и в полный голос крикнула Дюк, когда женщина скрылась. - Чего ты кричишь? Кто разрешил тебе сюда приехать?

Юлькин голос тоже обрел силу. И руки тоже. Она ухватилась за борт голубого халатика, который был надет на Дюк, тряхнула ее и закричала:

- Я тебя выведу на чистую воду! Кто тебя подослал?

Руки Дюк оказались сильнее. Она вырвалась, схватила Юльку за плечи, повернула к себе спиной и, поддав коленкой, пихнула в сторону парка…

Она протащила ее по аллее мимо деревянной сцены-раковины к старой и темной беседке, торчащей в самом заросшем и заброшенном уголке парка, и швырнула ее на сырую скамейку.

Но даже не руки Дюк, крепкие и сильные, как железные клещи, которыми вытаскивают гвозди из досок, заставили Юльку замолчать и успокоиться, а лицо Дюк - все еще бледное, резкое, ставшее похожим на скульптуру, вырезанную из белого камня.

Беседка, в которой они находились, была без стен - только крыша на резных столбиках да спинки высоких: скамеек, поставленных квадратом на дощатом полу, засыпанном опавшими, но не сумевшими почему-то пожелтеть листьями.

Беседка эта продувалась ветром насквозь, и Юльку сейчас же стало трясти от холода. Тогда Дюк села рядом с ней на сырую скамью, отобрала у нее авоську, взяла ее запачканные глиной, холодные руки в свои теплые и сказала:

- Что ты расшумелась? Мало ли на свете бывает людей с одинаковыми именами?

- Мало! - крикнула Юлька и вырвала свои грязные руки из чистых Дюковых рук. - Одинаковых людей - пожалуйста, сколько угодно! Но когда воруют чужих де-дедов!..

Она снова захлебнулась непослушными словами, отобрала у Дюк свою авоську и решительно звякнула компотом.

- Что же вы так долго к нему собирались? - в голосе Дюк тоже что-то звякнуло. - Что же вы не вспоминали о нем раньше?

- А вот не хотели и не вспоминали! А вот теперь захотели и вспомнили! Не мы к нему подлизываемся, а он к нам! Он виноват перед нами на всю жизнь! И передо мной, и перед мамой!

- В чем же он виноват?

- А это никого не касается! Никого! Только меня и мамы! И еще папы, если бы он был жив.

- Вы не любите его потому, что он был против, когда твой отец женился на твоей матери, да? - спросила Дюк, и Юлька вздрогнула. Откуда эта семейная тайна известна Дюк?..

- А он был против потому, что знал: твой отец женится на ней, чтобы отомстить другому человеку. Сгоряча, со злости!

- К-как отомстить?.. Зачем? К-когда?

- Когда он поссорился с моей мамой!

- Причем здесь твоя мама?!-закричала Юлька, почему-то совсем перестав заикаться.

- Если бы он не женился второй раз так скоро, все еще можно было бы исправить,-продолжала Дюк, в Юльке вдруг показалось, что она тоже совсем по-юлькиному подыскивает слова, чтобы не споткнуться на каком-то одном-единственном коварном слове, могущем ее предать.- А так все запуталось… П-потому что он женился-на твоей м-матери… И родилась ты. Он так ничего и не смог распутать…

- О ком ты говоришь? - цепенея, пролепетала Юлька.- О моем папе?!.-

- И о моем, - сказала Дюк.

Сначала стало тихо, а потом, зашвырнув несколько теплых расшлепанных капель на Юлькины похолодевшие щеки, загрохотал по крыше беседки дождь, похожий на автоматную очередь. Так расстреливают или просто убивают людей…

В маленьком тесном умывальнике рядом с кухней Дюк долго отмывала Юлькины руки и коленки, и Юлька при этом чувствовала себя совсем маленькой, как в далеком детстве, когда детсадовская няня, вытащив ее из лужи, отмывала под краном…

Потом они вернулись в беседку, куда Дюк принесла для Юльки на тарелке тех самых пирожков. И это снова напомнило Юльке детство, когда за обедом ей почему-то никогда не хотелось ни пирожков, ни супу, а хотелось всегда чего-нибудь необыкновенного - бананов или же крыжовника с соседского двора.

На Юлькину тарелку с нетронутыми пирожками нагадали крупные, не сумевшие пожелтеть листья. Юлька дрожащими руками собрала их зачем-то в букет, а Дюк зачем-то сказала:

- Они всегда здесь осыпаются раньше. Наверно, потому что растут высоко.

- П-почему же ты тоже Юлия? - дрожащим голосом спросила Юлька.

- Когда он с моей мамой разошелся, мама уехала в Казань. А через полгода у нее родилась я, - сказала Дюк. - А он узнал об этом, когда уже женился второй раз… И ты появилась на свет… Когда ты родилась, он ведь не знал еще, что родилась я. и что мама уже назвала меня Юлией. К-как он хотел.

Теперь Юлька поняла, о какое слово боялась споткнуться Дюк! Она так ни разу и не произнесла этого слова - папа…

- Я хочу к д-деду, - сказала Юлька, совсем как маленькая. - П-почему ты забрала его из больницы?

- Знаешь что, - устало отозвалась Дюк. - Я все равно тебя к нему не пущу. Он далеко отсюда, на даче у маминых родных… Все-таки ему семьдесят четыре. Давай-ка я лучше провожу тебя. Сейчас уже второй час, мне скоро разносить обед, а одна ты отсюда не выберешься.

Она уложила так и не съеденные Юлькой пирожки я авоську с компотом. Потянув Юльку за руку, как маленькую, заставила ее подняться и вывела из беседки.

Она привела ее к плутающей среди редких деревьев некрутой и не размытой дождем, но ужасно длинной и неуютной тропинке. С тропинки этой было видно все далеко-далеко.

Где-то там, за серыми рельсами, сквозь деревья просвечивала синеватая гладь озера, похожего на Финский залив. Платформа Заозерной станции казалась отсюда, издалека, маленьким серым квадратом. А за озером, в городе, уже было солнце, ни разу не заглянувшее сегодня сюда, на холм. Солнце, отражаясь в оконных стеклах, слепило глаза, и невозможно было отыскать в этом стеклянном блеске окно комнаты, где в старом-рояле жило старое эхо…