Пенелопа Лайвли - Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время

Наконец Берт покончил с полками, и они сошли вниз. У калитки Берт сказал:

— Жаль, конечно, что опять ничего не вышло. О плате мы забудем, раз я не сумел с ним сладить.

— Да, — сказал Джеймс. — Большое спасибо, что попробовали.

— Не унывай! Может, мы еще что-нибудь придумаем. Я буду это дело держать в уме, а ты меня извещай, если что новое. Чем больше об этом типе будем знать, тем лучше. У меня сейчас работа в церкви, недели на две. Так что где меня найти, ты знаешь.

— Спасибо.

— Ну, бывай!

— До свидания, — сказал Джеймс.

Вечер выдался ужасный. Отчасти можно было винить в этом. Томаса Кемпе, который до ночи бродил по дому, хлопал дверьми, опрокинул в прихожей стол и опять испортил телевизор. Все это сделало мистера и миссис Харрисон очень раздражительными. Но часть вины лежала на Джеймсе, который был слишком расстроен, чтобы вести себя прилично, и дождался наконец того, что был отправлен спать раньше обычного и вдобавок предупрежден, что в зимние каникулы не поедет на экскурсию.

У себя наверху он пожаловался на свои беды Арнольду, который согласился, что все это чертовски несправедливо (он и сам кое-что знал о таких вещах; тетя Фанни, та все понимала, это самый лучший на свете человек и, кажется, никогда ни на что не сердится, а вот отец у Арнольда совсем не таков). Они переговаривались, пока Джеймс наконец не заснул. Во сне он увидел долгий и жаркий летний день, речку, ивы, пикники с корзинками самых вкусных вещей и, конечно, Арнольда. Тетушка Фанни тоже была поблизости и добродушно им улыбалась.

На следующий день произошло нечто ужасное. Эта выходка колдуна, быть может менее разрушительная, чем прежние, была самой злобной.

Первой это увидела Эллен. Она пошла в школу на несколько минут раньше Джеймса и тут же прибежала назад. Она вбежала в кухню и казалась на размер больше обычного, как бывает с людьми, которые первыми приносят ошеломляющие известия.

— Идите посмотреть, что написано у миссис Верити на заборе.

Харрисоны вышли на улицу.

Томас Кемпе явно перенял кое-что у фанатов футбола и других мастеров уличных надписей, иногда украшавших стены Лэдшема своими комментариями и призывами. Вдоль садовой ограды миссис Верити он крупно написал мелом:

«Вдова Верити вѣдьма».

Один-два ранних прохожих остановились и с любопытством разглядывали надпись. Что-то услышав, вышла и сама миссис Верити. Она вышла из своей калитки в тот самый момент, когда Харрисоны спешили к ней через дорогу. Они надеялись опередить ее и не дать ей увидеть надпись. Выражение ее лица наполнило Джеймса бессильным гневом против колдуна.

— Нехорошо, — дрожащим голосом произнесла миссис Верити. — Очень нехорошо.

— Идемте к нам, — сказала миссис Харрисон. — Выпьем чаю. А дети сейчас принесут ведро воды и все смоют раньше, нем вы вернетесь.

Джеймс и Эллен принялись смывать и оттирать. Надпись смывалась довольно легко. Какое счастье, думал Джеймс, что Томас Кемпе еще не знает о красках в аэрозолях. Вот тогда он наделал бы дел! — сказал он себе мрачно. Казалось, что неумолимый ход событий приведет и к этому дню.

— Вот наглость! — сказала Эллен. — Как ты думаешь, кто это? Протри «ведьму», там еще проглядывает.

— Не знаю, — сказал Джеймс, работая тряпкой. — Вандалы, — добавил он немного погодя.

Эллен сказала рассудительно:

— Вот именно, недаром и написано с ошибками.

Когда они вернулись в дом, миссис Верити понемногу оправлялась, подкрепляемая чаем и общим сочувствием.

— Очень тяжело видеть, — говорила она жалобно, — что люди за моей спиной так дурно обо мне думают.

Миссис Харрисон издавала успокаивающие звуки и наливала еще чаю.

— Что бы такое сделать! Просто страшно становится…

— Хулиганы! — сказал мистер Харрисон.

— Ведь я всегда со всеми ладила.

— Какие-нибудь молодые мерзавцы. На это надо отвечать презрением. Игнорировать.

— Всегда старалась быть хорошей соседкой. — Из кармана фартука миссис Верити появился большой белый платок, а ее голос опять задрожал.

— Конечно, конечно! — сказала миссис Харрисон. — Это какие-нибудь подонки. Никто даже не обратил внимания.

— А сейчас уже ничего не видно, — сказала Эллен.

— Спасибо тебе, милочка. Очень благодарна. — Белый платок отправился на свое место.

Джеймсу тоже хотелось выразить участие, но в кармане у него была только ириска, к тому же вся в пуху. Такое подношение показалось ему неподходящим.

— Я пойду, — сказала миссис Верити. — У меня посуда еще не помыта.

— А я зайду попозже, посмотреть, как вы, — сказала миссис Харрисон.

— Вы очень добры. Я, конечно, понервничала. Пожалуй, прилягу.

Когда миссис Верити ушла, мистер Харрисон прочел краткую лекцию о хулиганстве, вандализме и об опасностях, подстерегающих праздную молодежь, лишенную руководства. Дети обиделись, потому что лекция, казалось, метила в них. Да так оно и было; отец прямо сказал, что его целью было строго предупредить их о его решимости немедленно и твердо искоренять у них подобные наклонности. Остановило его только кроткое напоминание Эллен, что они уже на четверть часа опаздывают в школу.

— Несправедливо! — сказала она, выходя за калитку. — Мы не такие. Даже и ты не такой. Ну, может быть, нечаянно разобьешь стекло.

— Спасибо, — сказал Джеймс.

— Во всяком случае я так думаю. А те, наверное, писали ночью. Странно, что ты ничего не слышал. Ведь это как раз напротив твоего окна.

— Вандалы орудуют так же, как воры, — сказал Джеймс. — Совершенно неслышно.

В течение дня думать об этом было некогда. Школа готовилась отпраздновать свой столетний юбилей, и мистер Холлингс решил устроить большую выставку, посвященную ее истории. Она называлась «Сто Лет Государственной Системы Образования». Старейшие жители Лэдшема усердно искали у себя все, что имело отношение к ранним дням их школы. Они принесли в школу множество старых учебников, огромных классных журналов, переплетенных в черную кожу, растрепанных тетрадей и пожелтевших фотографий, которые запечатлели мальчиков в холщовых блузах, в черных башмаках и круглолицых девочек, уставившихся на фотографа, под строгим присмотром дам в длинных платьях и соломенных канотье. Все это надо было разложить по длинным столам, установленным на козлах, а рядом поместить образцы работ нынешних школьников. Немало хлопот досталось и Джеймсу: надо было делать надписи к экспонатам и устилать столы листами белой бумаги. Выставку собирались открыть уже через два дня, и ее сможет осмотреть весь Лэдшем.