Валентина Осеева - Васёк Трубачёв и его товарищи

— А где землянка, Мазни? Покажи землянку! Где она была? — кричат ребята.

— Да она здесь, недалеко… Пошли, Петька, покажем!

Ловко объезжая деревья, ребята гуськом сходят на пруд, лесенкой поднимаются на противоположный берег и останавливаются под тёмной, развесистой елью, около глубокой заснеженной ямы.

— Вот она, наша землянка!

— Здорово сделана!

— Вроде окопов! Можно отстреливаться отсюда. Раз! Раз! — Саша неловко съезжает в яму и под громкий хохот ребят проваливается до самого пояса. Лыжи его беспомощно торчат вверх.

Ребята один за другим прыгают к нему и, толкаясь, начинают обстреливать снежками невидимого врага.

— Бей, ребята, но санкам!

Санки, брошенные посреди пруда, становятся мишенью.

— Слушай команду! Приготовься!.. Пли! — разыгравшись, кричит Васёк.

От снега хрустят варежки, мороз начинает больно пощипывать пальцы. Ребята выбираются наверх и, подпрыгивая от холода, вытряхивают из валенок снег.

— Нас морозом не возьмёшь! А вот фашистам от нашего мороза плохо приходится. Верно, Трубачёв?

— Верно. Они не привыкли… Эх, здорово их от Москвы гнали! Мне один раненый рассказывал…

— Это на Волоколамском шоссе, Васёк?

— Везде гнали. Их прямо тысячами уложили.

— Теперь не сунутся больше!

— Куда там!..

— Наши бойцы грудью за Москву стояли!

— Ещё бы! Мы свою землю никому не отдадим.

— От Сергея Николаевича давно писем нет, — вспомнив вдруг учителя, грустно говорит Одинцов.

— Ребята, а может, и он Москву защищал? И где-нибудь стоял и смотрел в полевой бинокль, а? Ведь мы от Москвы недалеко всё-таки, а? — с радостной надеждой в сияющих чёрных глазах, говорит Саша.

Ребята не отвечают. Васёк смотрит куда-то далеко за сугробы, за деревья, в глубь парка. Белая, закудрявившаяся от мороза меховая шапка, белые брови и ресницы и заиндевевший шарф под подбородком делают его похожим на ёлочного деда-мороза с синими-синими глазами и красными щеками. Ребята вспоминают о ёлке.

— Пойдём! А то поздно уже, — говорит Мазин.

— Постойте! — просит Сева. — Давайте закроем глаза, помолчим и потом сразу скажем, кто как чувствует: увидим мы ещё Сергея Николаевича или нет?

— Давайте, давайте!

Ребята крепко зажмуривают глаза и секунду напряжённо молчат, потом сразу, как по команде, радостно выпаливают хором:

— Увидим! Увидим!

— Ну, тогда — ура!.. За ёлкой! Пошли!

— Стойте! А насчёт Мити, и Генки, и Степана Ильича, и тёти Оксаны как же? — спрашивает Саша. Ребята снова зажмуриваются:

— Увидим! Тоже увидим!

— Эх, вот счастье было бы! Скорей бы только нам победить Гитлера! Тогда всё у нас будет: и школа будет, и Сергей Николаевич, и Митя, — мечтает вслух Васёк.

— И папа твой приедет, и мой папа, и Лидин…

— И мои мал мала приедут, — нежно улыбается Саша.

— Да они уже выросли, твои мал мала, они теперь уже большие, — убеждённо говорит Одинцов. — Ты их и не узнаешь, пожалуй!

— Нет, что ты! — пугается Саша. — Я всех узнаю… Я бы их через много-много лет узнал, если б они даже старые были!

— И правда, ребята, кажется, будто годы прошли с тех пор, как нас родители на Украину провожали, а всего только несколько месяцев. Вот странно! — удивляется Сева.

— Какие несколько месяцев! Мне самому уже сто лет стало, — уверяет Мазин.

— Мне тоже! — подхватывает Петька. — Сто лет, а ума нет!

— Хватит! Замёрзнем! Пошли за ёлкой! — торопит Васёк.

Голубые сумерки уже окутывают дома и улицы, когда, запрягшись в санки, мальчики привозят в школу срубленную ёлку Зелёные мохнатые ветки, распластавшись по обеим сторонам, с тихим шелестом заметают снег; сзади, придерживая густую верхушку, идут Нюра и Лида.

— Куда это махину такую приволокли? — удивляются санитары.

— У нас в школе всегда такая была! — с гордостью отвечают усталые ребята.

Новый год вошёл в маленький городок без праздничного шума, как тихий гость, и, хотя в домах было сурово и невесело, в каждой семье встретили его с надеждой и за скромным ужином подняли бокалы за победу. За тех, кто на фронте.

Прошло несколько месяцев после нападения гитлеровцев. В города и сёла приходили извещения о героической гибели наших бойцов. Матери оплакивали сыновей, сёстры — братьев, жёны — мужей, а несметные полчища врагов всё шли и шли, заливая кровью нашу землю…

Они рвались к сердцу нашей Родины — к Москве. Весь народ поднялся на борьбу с врагом.

В тылу люди работали с удвоенными усилиями и жадно ловили сообщения с фронта.

После каждого урока географ Костя доставал из кармана свёрнутую в трубку газету и, показывая по карте места, где шли бои, читал утреннюю сводку.

Однажды Костя прочёл ребятам про подвиг юной партизанки Тани в селе Петрищеве.

Мужество и стойкость комсомолки Тани, её гордое презрение к озверевшим врагам потрясли ребят.

Слушая Костю, каждый из них мысленно ставил себя на место этой девушки-героини, каждый хотел быть с ней рядом, защищать её, бороться вместе с ней до конца.

Прочитав очерк, Костя спрятал газету в карман и долго холил по комнате, позабыв и об уроке и о ребятах.

С этого дня Костя как-то изменился. Голубые глаза его часто туманились внутренней тревогой. Иногда среди урока он подходил к окну и, щурясь от белизны снега, нетерпеливо говорил:

— Придёт же весна когда-нибудь!..

И тут же, обрывая себя, поспешно возвращался к занятиям.

Время на Костиных уроках шло незаметно. Спрашивая заданное, Костя обязательно ставил отметку. Ребята учили добросовестно, и все отвечали на «отлично».

Тетрадь отметок Костя держал у себя.

Однажды, просматривая её, он покачал головой и почти с огорчением сказал:

— Что это у вас всё «отлично» да «отлично»?

— А разве это плохо? — засмеялась Лида Зорина.

— Пожалуй, что и плохо. По таким, отметкам я никак не могу определить, где ваше слабое место. Неужели уж так хорошо всё знаете? Надо будет назначить проверку.

— А ты бы не предупреждал. Костя, что будет проверка, — советовал ему Одинцов.

— Нет, почему же? Подготовьтесь. Какой же смысл в том, чтобы вы ошибались!

Костя не раз, как бы мимоходом, говорил о том, что к весне их занятия должны быть окончены.

Как-то к Трубачёвым забежала Таня. Она часто видела Костю в райкоме комсомола.

— Затосковал ваш Костя, на фронт просится. Весной, верно, уйдёт.

Васёк и Саша опечалились.

— Анатолий Александрович весной, наверно, тоже уедет Он говорил, что его с комсомольцами в колхоз пошлют работать. Останется у нас одна учительница, — озабоченно сказал Васёк.

— Весной много воды утечёт, — пошутила Таня и, вздохнув, стала прощаться.