Валентина Осеева - Васёк Трубачёв и его товарищи

— Войдемте! — говорит учитель и пропускает вперёд ребят. Потом входит сам, зажигает свет.

На вешалке висят старое пальто Николая Григорьевича и меховая шапка. В комнатах стоит глубокая тишина. Наглухо закрытые пыльные окна словно задёрнуты серой марлей.

Сергей Николаевич останавливается в первой комнате. Здесь всё как прежде. Письменный стол, диван, этажерка с книгами.

Дверь во вторую комнату открыта. Там у стены — кровать Николая Григорьевича, покрытая жёлтым байковым одеялом, маленький, низкий столик. На столике — старые журналы, газеты…

Сергей Николаевич бросает беглый взгляд на пустую комнату отца и устало опускается на диван:

— Ну, вот мы и пришли…

Ребята садятся рядом с ним. Они долго молчат. Потом Васёк, прижимаясь щекой к плечу Сергея Николаевича, тихо говорит:

— Тётя Оксана сказала: «Если доведётся где повидать вам учителя, скажите ему, что отец умер, а сестра жива, помнит его…»

Ребята низко опускают головы.

Учитель сидит не шевелясь и задумчиво смотрит на ребят.

— Отец не любил, чтобы я опускал голову. Давайте послушаемся дедушку Николая Григорьевича, — ласково говорит он и, помолчав, добавляет: — Кто-нибудь из вас потом расскажет мне о гибели наших близких, а сегодня поговорим о текущих делах… Да попробуем соорудить чай… Ну-ка, девочки, похозяйничайте! В кухне есть чайник и примус, а в буфете, наверно, найдётся прошлогодний сахар.

— У нас есть! Вот Иван Васильевич тут всего надавал нам, — торопливо разворачивая большой свёрток, говорит Мазин. — Сейчас мы всё сделаем!

Девочки идут на кухню. Учитель гасит в комнате свет и настежь распахивает окна.

Вечерняя свежесть наполняет комнату, с улицы доносятся, голоса идущих людей.

В кухне начинает шуметь примус. Мазин хватает мокрую тряпку и протирает в темноте стёкла.

Сергей Николаевич тоже просит мокрую тряпку и, низко наклонившись над столом, перебирает запылившиеся книги.

— Откройте окно в той комнате, сейчас проветрим и зажжём свет, — говорит он.

Васёк вместе с Лидой входят в комнату Николая Григорьевича. Лида раздвигает тёмные шторы и открывает окно.

— Убрать бы отсюда скорее кровать! — шепчет она Ваську.

Сергей Николаевич слышит её шёпот и поспешно входит в комнату.

— Нет, нет, не будем убирать! Может быть, ко мне приедет сестра, — говорит он.

Ребята улавливают в его голосе необычные для учителя нотки растерянности и вопроса.

— Тётя Оксана обязательно приедет.

— Она приедет!

— Она приедет! — перебивая друг друга, быстро говорят они.

Чай накрывают на маленьком столике. Держа в руках чашки, присаживаются на диван.

— Ну, а теперь давайте поговорим об учёбе. Рассказывайте мне всё. С кем вы занимались, что проходили по курсу пятого класса? — спрашивает учитель.

Ребята начинают рассказывать. Сергей Николаевич достаёт учебники.

— Это прошли?.. А это? — перелистывая страницы учебника, спрашивает Сергей Николаевич. — Если выдержите по арифметике, то вам останется ещё русский язык, а по остальным предметам, может быть, Леонид Тимофеевич разрешит перевести вас условно.

— Мы ничего не боимся, кроме арифметики, — откровенно сознаются ребята.

— Мы боимся остаться на второй год, потому что ведь мы не лентяи какие-нибудь, — говорит Саша Булгаков.

— И ещё мы боимся разлучиться, — объясняет Мазин. — Вдруг кто-нибудь из нас останется!

— Да, вдруг кто-нибудь не выдержит, что мы тогда будем делать? — подхватывают ребята.

Сергей Николаевич откладывает учебники.

— Судя по всему, что вы мне сейчас рассказывали, я думаю, что вы должны выдержать. Ну, а если уж случится, что кто-нибудь окажется слабее других, то с этим надо будет мужественно примириться. Тем более что никто не будет считать вас лодырями и лентяями. Бывает, что ученик остаётся по болезни, по независящим от него обстоятельствам. В данном случае причиной является война. Конечно, это будет для всех нас большая неприятность, но о разлуке тут говорить не приходится. Предположим, вас посадят в разные классы. Так разве настоящая дружба забывается? Друзья часто разлучаются на долгие годы, уезжают в другие города, и от этого их дружеские чувства нисколько не меняются. Если, конечно, это настоящая дружба! Ваша дружба сложилась за годы совместной учёбы, в тяжёлые дни она выросла и укрепилась. Так как же может быть, чтобы ваши отношения изменились только потому, что вы попадёте в разные классы! Я, например, за эти месяцы узнал короткую и случайную, но не менее крепкую фронтовую дружбу. Под вражеским огнём стояли мы с комсомольцем Васей у орудия. Стояли насмерть, плечом к плечу. Потом расстались… Но ни один из нас не забыл друг друга.

— Но в разных классах у нас будет всё разное… — попробовал ещё сказать Петя Русаков.

— А как же после окончания школы, когда вы разлетитесь в разные стороны? Неужели, расставаясь, вы скажете мне и своим товарищам: прощайте, теперь у нас будет всё разное и мы забудем нашу школьную дружбу? — сказал Сергеи Николаевич, пытливо вглядываясь в лица ребят.

— Нет, нет… никогда мы так не скажем… — смущённо засмеялись они, уверенные, что учитель шутит.

— Ну так вот, друзья мои, — с чувством сказал Сергей Николаевич, — я понимаю, что вам будет очень тяжело, если кто-нибудь останется, но надо глядеть на вещи серьёзно, по-взрослому. Во всех случаях жизни надо быть мужественными. Вы выдержали испытание мужества в борьбе с врагом, вы выдержали испытание мужества в труде и в учёбе — давайте выдержим его и в этом случае!

Ребята поглядели друг на друга. Глубокая печаль была на их лицах. Но печаль эта была уже тихая, умиротворённая словами учителя.

— Если так случится, мы будем иногда устраивать общие экскурсии, работать вместе в одних кружках… собираться здесь у меня, — добавил Сергей Николаевич и, поглядев на ребят, улыбнулся. — Ну, это ещё впереди. А пока поговорим всё-таки о завтрашнем дне. Экзаменовать вас буду я.

— Ой, вы сами! — захлопала в ладоши Нюра.

— Сергей Николаевич, правда, правда? — допрашивали со всех сторон взволнованные ребята.

Сообщение учителя подбодрило и обрадовало их. Казалось, что одно присутствие Сергея Николаевича в классе придаст им завтра смелости.

— Мы даже и думать о таком счастье не могли! — говорил Сева Малютин.

Васёк крепко сжал руку учителя:

— Мы будем завтра стараться изо всех сил!

— Вот повезло нам! — крикнул Мазин.

— А ведь я всё такой же строгий, — улыбнулся Сергей Николаевич.

— Мы знаем, — сказал Одинцов. — Зато вы наш учитель, мы будем крепче держаться при вас.

Ребята вышли из дома учителя поздно.

Когда их голоса на улице затихли, Сергей Николаевич взял дневник и прошёл в комнату отца. Опустившись на узкую постель, он долго читал правдивую повесть жизни — о честности, о мужестве, о безмерной любви к Родине.