Валентина Осеева - Васёк Трубачёв и его товарищи

— А какая она? — забеспокоился Мазин. — Посмотреть надо. Хорошую женщину сразу узнать можно.

— Узнаешь её! Начнёт отцу на меня наговаривать. Ведь она мачеха. Читал сказку про Золушку? Ведь её даже на экскурсию во дворец не брали. Хорошо, ей фея помогла, а мне кто помогать будет?

— Обойдёшься без дворца, лишь бы не дралась она, — задумчиво сказал Мазин.

Петька растерянно заморгал ресницами и покрутил головой:

— Если вдвоём будут меня драть, так… ого!

— Вдвоём, вчетвером! Не морочь мне голову… При Советской власти таких мачехов нет!

— «Мачехов»? — засмеялся Русаков. — Неправильно говоришь.

— А ты не учи! — рассердился Мазин. — Сам небось ни одной речки на карте не можешь найти.

— Ладно, пускай я пропаду и чужая овчарка пропадёт, раз ты с географией связался, — сказал Русаков и, бросив товарища, пошёл вперёд.

В этот день последним уроком была география. На большой перемене Трубачёв подошёл к Мазину и сказал:

— Если вызовут тебя, не трусь. А чего не знаешь, говори прямо: не знаю.

Мазин кивнул головой. Он был расстроен ссорой с Русаковым. Печальное, вытянутое лицо товарища вызывало в нём раздражение и сочувствие.

«Мачеха у него там ещё какая-то…» — озабоченно думал он.

Сергей Николаевич пришёл весёлый, потёр руки и сказал:

— Весной пахнет! Сердится старушка-зима. Проходит её время. Конец марта!

В классе было чисто, уютно и тепло.

Дежурные Одинцов и Степанова старались вовсю. Они пришли в школу раньше всех, облазили все углы, вытерли пыль. Валя Степанова принесла из дому чистую, выглаженную тряпочку для доски.

А когда Одинцов ловко и красиво развернул перед учителем карту, Сергей Николаевич пошутил:

— Совсем как в сказке цветистый ковёр раскинул!

Одинцов сел. Учитель посмотрел в записную книжку и вдруг сказал:

— Мазин и Трубачёв!

Трубачёв вспыхнул и встал. Мазин сидел впереди. Он неловко вылез из-за парты, одёрнул курточку и, обернувшись к Трубачёву, сказал:

— Пошли!

Ребята фыркнули. Сергей Николаевич улыбнулся.

— Со своим профессором, — пошутил он.

Оба мальчика стали у доски.

Сергей Николаевич перелистал учебник географии.

Класс затих. Только Русаков беспокойно вертелся на парте, быстро-быстро обкусывая на левой руке ногти и не сводя испуганных глаз с товарища.

— Ну, Мазин, как теперь твои дела? — спросил Сергей Николаевич.

Мазин медленно повернулся к Трубачёву:

— Как мои дела?

Ребята снова засмеялись. Сергей Николаевич покачал головой:

— Я не Трубачёва спрашиваю. Ты мне сам отвечай, как ты чувствуешь: прибавилось у тебя знаний или нет?

Мазин пристально посмотрел на карту:

— Прибавилось.

— Выберешься ты теперь из Белого моря без посторонней помощи?

— Выберусь.

— Хорошо. А если мы тебя, скажем, из Ленинграда в Белое море пошлём?

— Поеду, — сказал Мазин и взял указку. — По Беломорско-Балтийскому каналу поеду, вот так… — Он проехал по каналу и остановился в Архангельске. — Есть. Пять суток потратил.

— Немного, — сказал Сергей Николаевич. — А если б не было Беломорско-Балтийского канала, как бы ты поехал?

Мазин показал длинный путь вокруг северных берегов Европы и тотчас уточнил время:

— Семнадцать суток потратил.

— Хорошо, Мазин! Я вижу, что ты действительно окреп. Теперь расскажи нам всё, что ты знаешь о Беломорско-Балтийском канале. А если ты ошибёшься, то Трубачёв тебя поправит.

Мазин ровным и бесстрастным голосом начал рассказывать:

— Беломорско-Балтийский канал тянется на триста километров.

— На двести, — поправил его Трубачёв.

Он стоял выпрямившись, под рыжим завитком лоб его стал влажным, глаза блестели.

— На двести километров, — спокойно поправился Мазин и взял указку. — Канал соединяет Онежское озеро с Белым морем…

Мазин обращался с картой вежливо и осторожно.

Ребята, облокотившись на парты, внимательно следили за указкой, двигающейся вдоль канала. Петя Русаков вертелся, нервно потирал руки и обводил всех торжествующим взглядом. «Ну, как Мазин? Вот вам и Мазин!» — говорили его взволнованные глаза.

— Хорошо, Мазин! Пожалуй, тебе и Трубачёв не нужен, а? — сказал Сергей Николаевич.

— Нет, пусть стоит. Я к нему привык, — заявил Мазин.

— Отвыкай. Трубачёв всю жизнь не будет стоять с тобой рядом… Трубачёв, садись!

— Пусть стоит! — тревожно выкрикнул Русаков.

Все головы повернулись к нему. Он смутился и юркнул под парту.

Отпуская Мазина, Сергей Николаевич похлопал его по плечу и сказал:

— Совсем хорошо, Мазин! Я очень рад за тебя. Я вижу, ты поймал быка за рога. Смотри не упускай его больше! А Трубачёву скажи спасибо… Трубачёв!

Васёк вскочил. Учитель посмотрел на его взволнованное лицо:

— Молодец!

Когда Сергей Николаевич вышел, в классе поднялся шум.

Русаков бросился к Мазину и, забыв утреннюю размолвку, обнял его:

— Здорово, Колька!

Ребята тоже радовались:

— Вот так жирняк!

— Повезло тебе!

— Держись крепче за Трубачёва!

— Привяжи к себе верёвочкой! — добродушно острили они.

Толстые щёки Мазина лоснились и набегали на нижние веки, щёлочки карих глаз лениво и ласково глядели на ребят.

— А насчёт мачехи твоей я подумаю, — улучив минуту, ни с того ни с сего шепнул он Русакову.

Саша и Одинцов поздравляли Трубачёва.

— Здорово подогнал его! А я боялся — у меня прямо в ушах зазвенело, когда Сергей Николаевич вас обоих вызвал, — сказал Саша.

— А Русаков-то? Вот кто вертелся, как карась на сковороде!

— Верный товарищ! Преданный, как собака! — восхищённо сказал Саша. — Такой — на всю жизнь!

— А мы трое? Не на всю жизнь? — ревниво спросил Одинцов.

Васёк вспомнил морозный вечер и огромную жёлтую луну над снежным прудом.

— Я за нас троих головой ручаюсь!

— Я тоже, — тихо сказал Одинцов.

— А обо мне и говорить нечего! — радостно улыбнулся Саша.

Все трое вошли в класс растроганные и счастливые. После уроков Васёк бежал домой, размахивая сумкой и толкая прохожих.

«Молодец! Молодец! Молодец!» — повторял он про себя.

Во дворе для охлаждения он бросился в сугроб и, вывалявшись в снегу, предстал перед тёткой.

— Тётя Дуня, я молодец!

— Вижу, — сказала тётка и, повернув его обратно, сунула ему щётку: — Обчистись в сенях, молодец!

Зима наконец устала. Она притихла, порыхлела, а на небо вышел новый хозяин — весеннее солнце. Ребята, расстегнув пальто, шли из школы. В толпе слышались весёлый насмешливый голос Одинцова, ленивые замечания Мазина, смех ребят. Звонко перекликались девочки. На каждом углу толпа редела; уходившие домой долго пятились задом, сожалея о том, что приходится расставаться.

Лиде Зориной тоже не хотелось расставаться с товарищами. Она прыгала у своей калитки и всё уговаривалась да уговаривалась с подружками о каких-то пустяках на завтра.