Валентина Осеева - Динка. Повесть

- Леньку бить я не буду, но тебя с удовольствием вздул бы за одни твои реверансы! Ну, что ты все время приседаешь? Что я тебе, учитель, что ли?

- Конечно, нет! Я просто так, из вежливости приседаю… Учитель - это плохое дело! - пожав плечами, ответила Динка. Быстрая перемена в ее лице заинтересовала капитана.

- Вот как! - желая продолжить разговор, сказал он. - За что же ты так не любишь учителей?

- Я не то что не люблю, а просто не хотела бы иметь с ними никакого дела, потому что один раз я уже еле-еле унесла ноги из их гимназии.

- Ого! - усмехнулся капитан. - А учителя, верно, очень гнались за тобой?

- Нет, они не гнались, - махнув рукой, сказала Динка. - У них еще много осталось детей. Мне просто очень не понравилось сидеть в запертом классе и ждать звонка.

- Да-да, пожалуй… Для всех лентяев урок всегда идет очень долго! - сочувственно сказал капитан.

Его сочувствие расположило Динку, и, присев рядом на соседний стул, она начала рассказывать про гимназию:

- Вы знаете, даже сам Никич сказал, что в гимназии учатся одни белоручки! Ведь нам ничего не велят делать, и руки мы все время держим под партой, как будто они мертвые. Да еще в этом запертом классе все время разговаривает только одна учительница. И она такая эгоистка, что никому из детей не дает раскрыть рта!

- Но учительница знает больше, чем дети, - возразил капитан.

- Вовсе нет! Дети могли бы рассказать такое, что никакой учительнице не придет даже в голову! - убежденно заявила Динка.

Капитан снова засмеялся. Ленька, обрадовавшись, что Динка стала сама собой, весело кивнул головой.

- Она кого хочешь насмешит! - сказал он с гордостью и, желая оправдать в глазах капитана недавнюю дурость своей подружки, добавил: - А то ишь какой дурочкой притворилась!

- Я не притворилась… Я просто сильно запугалась, и у меня сделались куриные мозги, - пояснила Динка.

- Но почему же ты запугалась? Разве я такой страшный? - спросил капитан.

- Нет, вы оказались не страшный. Но ведь я же не знала, какие бывают капитаны… И потом, я всегда боюсь очень умных взрослых людей. Потому что в голове у меня такая суматоха… - засмеялась Динка, встряхивая своими кудрями.

- У тебя не в голове, а на голове суматоха. Вот Ленька поедет со мной в Казань и привезет тебе в подарок красивую ленту! - сказал капитан.

- Нет, не ленту, а красные сапожки. Да, Лень?.. Он привезет мне красные сапожки! - похвалилась Динка. Капитан, улыбаясь, взглянул на Леньку.

- Ну, где они еще… Это я так, подумал только… - застеснялся мальчик.

- Раз обещал, надо привезти, - сказал капитан и снова спросил Динку: - А ты не будешь скучать, когда он уедет?

- Я день и ночь буду… - вздохнула Динка и, соскочив со стула, подошла к Леньке: - Правда, Лень, мы обое будем очень скучать?

- Ничего… - сказал Ленька и, боясь, что она расстроится, стал поспешно прощаться.

- Не опаздывай. Послезавтра мы уходим, - напомнил капитан.

- Я не опоздаю! - сияя, сказал Ленька и легонько подтолкнул Динку к двери, - Попрощайся! - шепнул он ей.

Динка подошла к капитану, взяла обеими руками его руку.

- Прощайте! - сказала она. - Я еще приду проводить Леньку.

Домой Динка не шла, а бежала и тащила за собой Леньку. - Пойдем скорей на утес, - говорила она. - Там это все забудется…

- Что забудется? - не понимал Ленька.

- Ну, вот этот пароход… и капитан…

- А что ж капитан? Разве он тебе не понравился? - удивился мальчик.

- Нет, понравился. Но ведь он сказал, что ты с ним уедешь, - вздыхая, говорила Динка.

- Вот глупая! Так мы же сами просили! - грустно усмехался Ленька.

Его тоже пугала близкая разлука, но при мысли, что теперь он станет настоящим человеком и будет служить на большом, красивом пароходе, даже предстоящая разлука казалась ему легче. Леньку радовало, что капитан действительно оказался простым и добрым человеком.

«Стараться буду вовсю!» - с благодарностью думал мальчик, представляя себе, как мчится он на зов капитана, быстрый, ловкий, сообразительный. Нравилось ему также, что он будет есть и спать вместе с матросами. Койки у них небось тоже подвесные, как люльки… Широка, глубока Волга, плывет по ней пароход «Надежда», на пароходе служит лихой матрос Леонид Славянов - не принято там называть по имени.

«Эй, Славянов!» - станут величать Леньку матросы, и вместе с собственной фамилией получит он собственное достоинство, придет в гости к Макаке, подаст всем руку. А пока… Что ж, пока надо расставаться. Может, на неделю, а может, и на две…

Ленька бросает украдкой взгляд на идущую рядом подружку, и мечты его тускнеют. Кажется, что в ней особенного? Суматошная она девчонка, беспокойная… А брось ее - и заскучаешь! Когда б еще знать, что не ревет она, не бегает, не ищет его. А то хоть вплавь бросайся и греби назад, да и только! «Вроде няньки я ей», - с грустной усмешкой думает Ленька, ощущая в своей руке маленькую цепкую руку.

- Ты слышь, Макака… Не реви тут, как я уеду, - говорит он вздыхая.

Девочка поднимает на него глаза и молчит.

- Эх, ты, - говорит Ленька, - надсада…

Потом снова думает о капитане, о большом белом пароходе и матросском воротнике, только мысли эти короткие, не за что им зацепиться надолго; а вот та жизнь, с которой он расстается, имеет уже глубокие корни, крепко сидят эти корни в Ленькиной душе, глубоко вросли в нее.

- Ты спроси дома, не слыхать ли чего о Косте, а то уеду я и ничего знать не буду… И про дядю Колю узнать бы, а то ведь толком ничего я о нем не слышал больше… А еще, может, Степана уже выпустили… Повидать бы его мне, когда приеду… - говорит Ленька.

- Пойдем к моей маме… У нас теперь все тебя знают, почему ты не идешь? - тоскливо спрашивает Динка.

- Я приду… Вот приеду и приду. А сейчас нет… - упрямится мальчик и, сдвинув брови, вспоминает свой ночной визит. - Шарахнулась тот раз от меня ваша Алина, как от жулика. А ты вот что скажи, если кто спросит… - Ленька вдруг поднимает голову и веско говорит: - Ты скажи: у него, мол, другая одёжа есть. Штаны черные, навыпуск, бескозырка с лентой и воротник матросский, ни разу не надеванный… При матери скажи, ладно?

- Ладно… Только зачем моей маме твоя одёжа? - удивляется Динка.

- А вот чтоб не жалела она меня, как нищего.

На утесе Ленька чувствует себя дома, и дети, забыв о предстоящей разлуке, весело болтают до самого обеда. Потом Динка уходит.

- Если мама и Катя приехали уже, то я не приду… А где ты будешь ночевать, Лень? - уходя, забеспокоилась она.

- Как - где? На утесе. Мне теперь наплевать, я себя переборол. Завернусь в твое одеяло и засну, как медведь в берлоге. Ведь последние ночки дома, вздыхает Ленька.