Антон Иванов - Уроки без правил

Тут нашу дискуссию прервала Мария Владимировна:

— Круглов! Сидоров! Я, конечно, понимаю, что вам очень интересно. Но вы мешаете. Еще одно слово, и вызову вас обоих к доске. Проверим, не забыли ли вы курс алгебры за прошлый год.

— Молчим, молчим, Мария Владимировна! — хором заверили мы.

Впрочем, молчать нам оставалось недолго. Вскоре звонок возвестил о большой перемене. Счастливые наши одноклассники бодренько понеслись в столовую. Все, кроме нас четверых. Предводительница, взяв журнал, тоже собралась уходить из класса.

— Мария Владимировна, а вы с нами к Николаю Ивановичу разве не пойдете? — жалобно осведомилась Зойка.

— Уже была, — с безразличным видом ответила Предводительница. — Теперь ваша очередь.

Она скрылась за дверью.

— Ну, пошли, что ли? — посмотрел на нас Тимка.

— Ой как не хочется, — впала в тоску Зойка.

— Пошли, пошли, — поторопил Тимур. — Чем скорее туда попадем, тем быстрее выйдем.

И мы побрели в поисках резиденции завуча. На двери одного из кабинетов висела блестящая табличка: «Камышин Николай Иванович».

— Шумел камыш, деревья гнулись, — даже в такой ситуации не терял чувства юмора Тимка.

— Это не деревья, а мы сейчас все согнемся, — поежилась Агата.

— Не нагнетай, — откликнулся Тимка и мужественно постучал в дверь.

— Войдите, — послышалось изнутри.

Кабинет завуча сильно смахивал на офис предпринимателя средней руки. Николай Иванович гордо восседал в огромном кожаном кресле за широченным письменным столом. К этому, основному, столу был перпендикулярно приставлен еще один, длинный стол для заседаний, по обе стороны которого стояли модные, обтянутые кожей стулья.

Сейчас мы впервые увидели нового завуча без цементной корки. Он оказался лысеньким, пухленьким мужчиной лет сорока с весьма неприятным одутловатым лицом, очень белой кожей и водянисто-серыми глазами, которые сейчас сурово и неприязненно взирали на нас.

— Явились, значит? — сухо произнес Николай Иванович.

— Ну, вы же нас звали, — попробовал пошутить Тимка.

Однако шутка до адресата не дошла, и завуч столь же суровым голосом изрек:

— Не звал, а вызывал. Это совершенно разные вещи.

Мы молчали. Завуч тоже немного помолчал и побарабанил короткими, толстыми пальцами по полированной столешнице.

— Не понимаю, как вы могли? — наконец произнес он.

— Мы не хотели, — промямлила Зойка.

— Они не хотели! — повысил голос Николай Иванович. — Так подвести наш огромный дружный коллектив! И это в торжественный день, когда мы наконец открыли для вас замечательную новую школу.

— Никого мы не подводили! — конечно, тут же выступил Тимка. — Это, наоборот, нас зачем-то заперли.

— И между прочим, нам тоже испортили этим праздник, — осмелел я.

— Ну, естественно, — одарил нас крайне противной улыбкой Николай Иванович. — Вы совершенно ни в чем не виноваты. Наоборот, это школа перед вами виновата, потому что дала вам возможность сунуться куда не надо.

— Так получается, — с чувством собственной правоты развел руками Тимка.

— А по-моему, получается совсем по-другому! — блеснули холодком водянисто-серые глаза завуча. — На мой взгляд, получается полное безобразие, — продолжал он. — Вы своим наглым и безответственным поступком едва не сорвали торжественное мероприятие с личным присутствием мэра.

Взгляд мой упал на Тимку, и я сразу понял, что он сейчас снова выступит. Даже во вред себе. Так оно и получилось.

— Мы ничего не срывали, — отчетливо произнес он. — Наоборот, пытались спасти мэра и всех остальных от взрыва террористов.

— Террористов? — взвился на ноги завуч. — Где, скажите на милость, вы видели террористов?

Он забегал взад-вперед по кабинету, и я сделал еще одно открытие. Без цементного оформления Николай Иванович оказался совсем маленьким.

— Где вы видели террористов? — повторил он.

— Ну, мы же не знали, что это вы, — сказала Агата.

— А вели вы себя так, как могут только террористы! — уже вовсю несло Тимку. — Зачем понадобилось запирать невинных учеников?

— И эти дядьки были такие страшные, — прохныкала Зойка.

— А ты, Адаскина, вообще молчи! — напустился на нее завуч. — Это же надо! Искусать человека из охраны мэра! При исполнении! Вопиющее безобразие!

— Но, Николай Иванович, — пытался внушить ему я. — В результате ничего страшного не случилось. Простая накладка. Сперва мы не поняли. Затем — нас.

— А кусаться зачем? — От гнева и возмущения у завуча начал срываться голос. Пухлые щеки его раскраснелись, и на их фоне глаза стали казаться совсем прозрачными.

Как-то он странно все время говорил о покусанном охраннике и ни слова не произнес о ведре с цементом. Хотя, готов присягнуть, именно оно-то и отзывалось гневом и болью в его травмированной душе.

Николай Иванович распалялся все больше и больше, Тимка тоже стоял жутко злой и, по-моему, снова готовился возражать. Осуществи он свое намерение, неизвестно, чем кончилась бы для нас эта дружеская беседа. Однако Тимуру неожиданно помешала Зойка. Она разрыдалась и сквозь слезы залепетала:

— Простите, простите, Николай Иванович, я больше никогда не буду! И все мы никогда не будем!

У Николая Ивановича словно выключился внутри какой-то мотор, нагнетающий гнев. Снова усевшись в свое огромное кресло, он спокойно и с чувством выполненного долга проговорил:

— Ради первого сентября на первый раз прощаю. Но учтите: беру вас на заметку. У вас теперь вроде как испытательный срок. А пока вы свободны.

И он указал нам на дверь. Мы, естественно, задерживаться у него в кабинете не стали. Как только мы оказались в коридоре, слезы на глазах у Адаскиной мигом высохли. Теперь она радостно и даже ехидно улыбалась.

— Ну, ты, Зойка, даешь, — покачал головой я.

— А вы, дураки, еще больше бы спорили, — усмехнулась она. — Очень его ваше мнение интересовало.

— Все равно я должен был ему свое мнение высказать, — все еще злился Тимка. — Надо же, такую чушь про нас молол. Сорвали мероприятие, — передразнил Николая Ивановича он. — Это они сами все чуть не сорвали.

— Эх, Сидоров, — покачала головой хитрюга Зойка. — Прямолинейность когда-нибудь тебя погубит.

— Пусть лучше погубит, — сердито пробурчал он, — но так, как ты, я не могу.

— А если бы не я, — стояла на своем Зойка, — мы бы все завтра, по меньшей мере, явились к нему с родителями.

Тимка ничего не смог возразить. Лишь заговорщицки произнес:

— Значит, Николай Иванович взял нас на заметку. Ну, ничего. Мы тоже его возьмем.

— И это будет совершенно правильно, — на сей раз одобрила его Зойка, и мы снова пошли учиться.

Отсидев скучнейший урок географии, мы на следующей большой перемене наконец попали в столовую. Она оказалась тоже что надо. Зал просторный. Стены под мрамор. И почему-то полно зеркал. Агата по сему поводу высказала догадку. Мол, зеркала для того, чтобы мы себя видели, когда едим, и вырабатывали изящные манеры. Хорошо, Будки при этом не было. Он обожает за едой хлюпать и чавкать, да так громко, что на всю столовую слышно. И я почему-то думаю, что его никакие зеркала от этого не отучат.