Николай Осинин - Железная команда

— Такая техника — это тебе игрушка, что ли? — наставительно отвечал Митька. — Поломал да выкинул? Если нам что не под силу будет, позовем Ивана. Он обещал.

Однако звать никого не пришлось. Добровольных помощников объявилось предостаточно. Ремонтом грузовика почему-то вдруг заинтересовались многие шоферы. Если бы Шура не гнала их решительно прочь, то ребятам, пожалуй, и не подступиться было бы.

Приезжал на мотоцикле и тракторист Иван Дубровин. Озабоченно ходил вокруг, отзывал Шуру в сторонку и что-то выяснял у нее. Наверно, справлялся о серьезности повреждения в моторе. Но со стороны казалось, что Иван заглядывает не столько в мотор, сколько в глаза девушки.

Заходил Мухортов, побритый и веселый, точно его премировали за хорошую работу.

— Шурочка, привет! — нахально балагурил он. — Что, хочешь реставрировать мой драндулет? Напрасный труд. Этому чуду первобытной техники место в музее древности.

Едкое слово или неприветливый взгляд в ответ мало смущали его. Раздавая ребятам щелчки и тычки, он ходил за Шурой и поплевывал на автомашину.

— Спасибо огольцам, классно они меня от этой утильтелеги избавили! Получу новый «ЗИЛ» — покатаю за услугу.

Большинство ребят опасливо сторонились его. А Никита закипал все большей ненавистью к Мухортову: Яшка сумел свалить вину за поломку машины целиком на Митьку.

Когда шофер попытался поймать Шуру за руку, Никита, словно невзначай, уронил нахальному парню на ногу тяжелую шестерню. Яшка свирепо сквозь зубы выругался и удалился прихрамывая.

Чаще других заглядывал механик мастерских Петя, рослый, некрасивый парень в брезентовой куртке.

Хотя его никто не звал, Петя всякий раз, подходя, усиленно хмурился, как чрезвычайно занятый человек, которого отвлекли на малозначительное дело. Но, отвинтив одну гайку, брался за вторую, третью и не мог оторваться, забывал, что в мастерской его ждет работа куда более важная.

Никита тоже не мог оторваться от машины. С того времени, как попробовал управлять трактором, а потом проехал на мотоцикле, его неудержимо тянуло к мотору. Книжка «Двигатель внутреннего сгорания» была для него теперь увлекательней любой приключенческой повести.

Ему приходилось не один раз читать, что работа приносит людям радость.

— Труд, — говорил отец, — это естественная, данная от природы потребность человека.

Но Никита не испытывал прежде ни этой естественной потребности, ни радости, когда мать заставляла кое-что сделать по дому, — такая работа была для него чистым наказанием. А теперь, измазанный, со сбитыми до крови пальцами, на нещадной жаре он возился с тяжелыми грязными деталями и не хотел для себя другого удовольствия.

К вечеру от усталости у Никиты дрожали ноги. Натруженные с непривычки мускулы рук болели, словно по ним били палками. И все-таки он боялся проспать: вдруг утром без него начнут заливку подшипников!

Не один он увлекся машиной. Вся их «рабочая команда» помешалась на ремонте мотора. Ребята мечтали о том, что каждый день будут ездить на своем грузовике купаться, побывают в бору. А Орешику просто не терпелось промчаться по степи, «чтобы в ушах свистело».

— Назовем машину нашу «Пулей», — предложил он.

— Нет, «Ракетой», — возразил кто-то.

— Теперь даже пылесос называют «Ракетой»… Может, «Вездеход»?

Никита, красивший кузов, задумчиво потер розовый облупленный нос и вывел на борту белилами: «Везделет».

Однажды вечером, когда все разошлись, он остался возле машины один. Долго-долго сидел в кузове и смотрел, как загораются звезды. С «Везделета» они видны были лучше…

После работы Шура иногда затевала какую-нибудь игру. Ребята не прочь были погонять футбольный мяч на спортплощадке. Однако Шура говорила, что ей надоело быть на солнце, и охотнее бежала со своей командой в березовую рощу. Скрывалась она не столько от солнца, сколько от посторонних глаз, потому что не меньше мальчишек любила по деревьям лазать, воображать себя разведчиком или партизаном — словам, вести боевой образ жизни.

Ребята сделали ружья-автоматы, трещавшие совсем как настоящие. Семга с Митькой сконструировали пушку, использовав для этого самоварную трубу, лист железа, полосу резины от зиловской камеры и еще кое-какие детали. Чтобы произвести выстрел, «артиллеристы» изо всех сил натягивали тугую резину, при этом шатун отходил от броневого щита, а прикрепленный к нему поршень внутри трубы цеплялся за спусковую скобу. Пушка могла стрелять комками глины, огурцами, картошкой. Но главнокомандующая Шура не разрешала стрелять никакими снарядами. Поэтому, когда «артиллеристы» дергали за шнурок спускового механизма, раздавался только звук выстрела. Правда, звук был такой силы, что все собаки в поселке бесились от злости, а воробьи в ужасе срывались с ветвей.

Пушка в зависимости от игры могла изображать и ракетную установку, с помощью которой сбивали самолет с американским шпионом.

Эта игра придумалась как-то сама собой. Только никто не хотел исполнять обязанности шпиона. Обычно избирали на эту роль Орешика, обещая достать ему резины для новой рогатки. Впрочем, выполнить обещание не опешили.

Орешик клянчил, клянчил резины, потом наделал бумажных пакетов, набил их мягкой, как пудра, дорожной пылью и сказал, что будет отбиваться гранатами. Одна такая «граната» угодила Митьке в голову. После этого Митька долго плевался, протирал глаза и грозил повыдергать «шпиону» руки, если он еще раз попробует применить свое оружие.

— Разорлужаться так разорлужаться! — сказал Орешик, выкидывая набитые пылью пакеты.

Как-то он ухитрился незаметно отрезать от пушки резины себе на рогатку. В результате его проделки во время очередного выстрела резиновый жгут лопнул. Концом хлестнуло «артиллериста» Семгу по лицу так, что он не устоял на ногах. Нос пострадавшего мгновенно стал похож на перезрелый помидор сорта «грушка».

Вообще, если понаблюдать за Семгой, приходило на ум, что он просто невезучий. Либо проваливался сквозь крышу землянки, где до этого спокойно разгуливали ребята, или под ним обламывался сук, на котором минутой раньше благополучно качались другие. Он мог споткнуться и упасть на ровном месте. А когда допытывались, отчего это случилось, он неизменно отвечал:

— Чертяка за ногу дернул.

— Опять слепнулся! — сочувственно произносил Орешик, с озабоченным видом кружа возле него. — И что это тебя одного черлтяка дерлгает?..

На этот раз Семга ничего не сказал. Держась обеими руками за нос, он продолжительное время издавал шипящие звуки, словно обжигаясь, тянул губами кипяток из блюдца.

В строй его вернула Шура. Она осмотрела Семгин нос, нашла, что ничего особенного с ним не случилось, и повела свой отряд «рабочего ополчения» выгружать неожиданно прибывший долгожданный шифер.