Эдуард Веркин - Пролог (сборник)

Так что рейда ждут все. А я особенно. Жду, я ведь никогда еще не ходил. Никуда не ходил, ни по вертикали, ни по горизонтали. Я вообще дальше чем на пять миль от города не удалялся даже. Да дальше и некуда тут удаляться, вокруг распадки, ущелья, каньоны и трещины. А лабиринт? Чтобы пройти через него, надо экспедицию организовывать настоящую! С танками.

Ну, иногда вниз еще можно прогуляться, по старым пещерам, это да. Но туда особо далеко не продвинешься, там жарко и радиация и вообще как-то.

Поэтому когда урезали паек до четырех капсул, я понял, что надо потихоньку готовиться.

А еще через три дня мать подарила мне свитер! Тогда-то я уже окончательно понял, что меня возьмут. Возьмут! Всем, кто первый раз идет в рейд, дарят свитер. Это такая традиция.

А потом ко мне заглянул отец. Он был настроен серьезно, это по очкам было видно. Когда отец намечает серьезную беседу, он всегда надевает очки.

Отец уселся на раскладушку и сказал сразу, безо всяких предисловий:

– Через неделю уходим. Плюс-минус дни.

– А почему…

Я хотел спросить, почему не предупредили как обычно, за месяц, а еще лучше за два, чтобы все успели как следует подготовиться и настроиться.

– Активность. – Отец указал пальцем в потолок. – Активность повысилась, пятна дрейфуют. К тому же скоро весна, а весной там не так холодно.

– В прошлые разы и зимой летали… – возразил я. – Подумаешь, холодней на пять градусов…

– Пять градусов оборачиваются килограммами гелия, – вздохнул отец.

– Да у нас гелия – под ногами валяется!

Это точно. После Лучистого Озера нам даже обогащать ничего не надо – просто собирай да прессуй в брикеты. Гелия хватит на тысячи лет – сокровища солнечного ветра. Чего экономить? Лучше бы вместо гелия была вода.

– Так и раньше думали, – сказал отец, – что всего полно… Ошибались. Да и не важно это, разговоры все. Решено, что идем сейчас. Без вопросов.

– Да мне только лучше.

Мне на самом деле лучше. От драги я уже устал, не просто устал, смотреть на нее не могу. И руки болят.

– К тому же сейчас расстояние меньше, – сказал отец. – Почти в два раза. Так что мы сможем пробыть чуть дольше, сделать больше запасов… Чем больше запасов, тем лучше, сам знаешь. Да и воды надо взять…

– Да, – кивнул я. – Вода – это хорошо…

Отец сделался еще серьезнее, чем обычно, затем торжественно произнес:

– Ты готов. Ты сможешь выдержать. Пойдешь в семнадцатой группе.

– Я смогу что-нибудь привезти? – негромко спросил я.

– Ты имеешь в виду вещь? – так же негромко спросил в ответ отец.

Я кивнул.

– Сможешь, – ответил отец. – Каждый может взять одну небольшую вещь. Только ознакомься со списком запрещенных предметов. Предварительно.

– Да я и так знаю…

– Ознакомься. Сам знаешь, если притащишь что лишнее, в следующий рейд могут и не выпустить. Будешь на драге загорать, а в этом мало приятного. Поверь мне…

Я верил. Когда-то давно, когда отец был еще молодым, он привез запрещенную вещь и был отлучен на три рейда. Он тогда даже вызвался с горя в Постоянную Поверхностную Экспедицию и целый год не вылезал из танка, в то время как раз проверяли идею насчет воды, один ученый высказался на тот счет, что на планете есть вода. Сейчас мы знаем, что это бред, но тогда многие верили. Постоянная Экспедиция буравила поверхность в тридцатимильном секторе, каждый второй то и дело валялся с заячьей болезнью, мой отец тоже. С матерью моей познакомился в госпитале, там ему сплавляли сетчатку. Романтическая история.

Отец продолжал:

– Быть отставленным от рейдов… Ничего хорошего. Те, кто не ходит в рейды, – они лишены… они многого лишены. В конце концов, увидеть мир можно лишь со стороны, ты сам знаешь.

– Только через очки, – возразил я.

– Через очки – и то хорошо. Многие вообще никогда из города не выходят…

Это точно, многие не выходят, особенно совсем молодые. Они даже на поверхность не могут выйти – сразу в обморок. Это потому, что агарофобы все, боятся открытых пространств.

Я не боюсь, потому что я в отца. Мой отец пилот, один из Восьмерки, а я в него, между прочим. Правда, пилотом мне не стать, я с вычислениями плохо разбираюсь, но наследственность есть. Может быть, стану техническим инженером, когда-нибудь потом.

И пространства я не боюсь.

Сразу после работы отец заглянул ко мне и вручил список запрещенных предметов. Я только что принял вечернюю порцию капсул и пребывал в сонном настроении, после белкового вброса всегда так, хочется полежать и подумать, отрыжка мучает. Но отцу этого ведь не объяснишь, он человек старых правил.

Отец упрям, пришел с книжечкой, тряс ею над ухом. Хотя на самом деле я знаю список запрещенных вещей. Да его все знают почти наизусть, даже самые молодые. Но спорить с отцом не хотелось, так что я книжку взял. Выслушал еще много напутствий и рекомендаций, выслушал лирическую историю про трепет отца перед первым рейдом, дал нужное количество заверений и обещаний, все как полагается.

Отец что-то волновался, не знал, куда руки деть. Вообще-то я понимал, из-за чего он волнуется, рейд – довольно опасное мероприятие, многие не возвращаются. А я у него первый. Ну, в смысле первый нормальный.

Отец волнуется.

И мать волнуется.

На всякий случай я его еще раз заверил, что буду осторожен. Не буду никуда соваться, не буду никуда лезть. Отец покивал и ушел, я принялся изучать список запрещенных вещей.

Как оказалось, не зря. Список обновился и расширился. К обычному перечню: книги, рисунки, игрушки, кинофильмы, музыкальные записи, фотографическая и видеотехника, оружие, статуэтки, кое-что другое, добавились еще и мультфильмы. Отныне их разрешалось провозить только через цензурный комитет. И еще добавили почему-то часы наручные, маленькие рации – ну, это понятно почему, колокольчики и одежду. Раньше одежду можно было провозить, а теперь запретили. Кому помешала одежда?

Ну, да им видней. Одежда так одежда. Хотя какой от одежды вред? А может, мать не зря мне свитер связала? Если теперь одежду нельзя провозить, то придется ее самим делать. Интересно, Ли умеет вязать? Или шить? Надо спросить. Завтра. Она завтра в полдня работает.

Ли сидела на скамейке в саду. Выглядела довольно бледно. Она работает на обогатительной фабрике, и когда мы переходим на четыре капсулы, они переходят на три. А про три капсулы я уже говорил – ноги протянешь.

Ли ждала меня. Наши пятнадцать минут. Каждый месяц человек может посидеть пятнадцать минут в саду. Сад небольшой, комната десять на десять, потолок три. Есть небольшой фонтан, и дерево растет, и трава. Под деревом скамейка.

На скамейке меня ждала Ли, а я опоздал на две минуты. Чем Ли была весьма недовольна. Я бы сам был недоволен, а у Ли еще характер кусачий.