Эдуард Веркин - Пролог

Но вообще, если уж совсем честно, август заканчивался, а толка от грамотея видно не было. Тучи собирались на другом берегу и щедро мочили лес, и все чаще перебирались на нашу сторону. Дожди получались тяжелые, и овес под ними ложился в землю. Староста тревожился и требовал от грамотея наладить погоду.

Грамотей вроде бы старался. Он установил на берегу реки загородку от ветра и дождя и ходил в это укрытие каждое утро. В пресные дни я оставлял солеварку, и мы с Хвостом частенько подкрадывались к этой плетеной загородке, чтобы узнать, чем занимается грамотей, но занимался он всегда одним и тем же.

Спал.

Он делал это весьма ловко, так что и с близкого расстояния трудно различалось, спит он или нет. Грамотей придавал фигуре рабочее и задумчивое положение, на нос садил зеленые непроницаемые очки, так что о закрытости глаз судить тоже не получалась. И лишь безнаказанное кружение над ним злых осенних мух выдавало сон.

Когда к нему приближался кто-то из мужиков, грамотей тут же оживал и начинал писать, наклонять голову вбок, и чесать щеку, мы же с Хвостовым умели подкрасться незаметно. Мстительный Хвост, помня об ударе костылем, заряжал рогатку шипучими жуками, забрасывал их спящему грамотею на шею, а потом мы наблюдали, как тот с криками катается по земле, стараясь этих жуков выловить. Или заряжал пулькострел тонкой проволокой и стрелял грамотею в ухо. Грамотей просыпался с воплем и бешено тер ухо, полагая, что его укусила гремучая оса. Или еще какое раздражение устраивал, в этом Хвост похож на Тощана, хотя и не болеет.

Впрочем, эти забавы происходили все реже и реже, осень совсем приблизилась, дожди почти не прекращались. Иногда они были ленивые, похожие на водяной пар, опускавшийся из туч, иногда равномерные и сводящие с ума, редко резкие и проливные, Хвост говорил, что в такие дожди грамотей из риги не казался. В дни же ленивых дождей он гулял по окрестностям с замшелым видом, устраивался под деревьями и чиркал в записную книжку.

Дрова и хворост отсырели и горели все хуже, но солевой раствор неожиданно приобрел еще большую гущину, хотя обычно осенью происходило наоборот. Упускать эту возможность не хотелось, и я опять начал жарить соль. Соли хотелось запасти побольше, весной, когда уйдет последняя вода, соль сильно поднимется в цене, можно будет обменять на продукты. Соляная скважина — это добро, только из-за нее мы и выживаем кое-как. Вообще в этом году соли мы набрали, но все равно соли много не бывает, в начале мая за горсть соли дадут горсть полбы, а то и пшена.

Я помню, как раз была тяжелая соляная неделя, я уходил на солеварню еще в теми, в туманных влажных сумраках и возвращался тоже в сумраках, только уже в вечерних. Сильно уставал, и, придя домой, сразу валился, даже с Тощаном драться не хотелось. Да и на Тощана эта сырость и мгла тоже подействовала, прижала его к печи, так что его верные мыши, почувствовав, что рука повелителя ослабла, разбежались.

В тот день уже ближе к вечеру постепенный изматывающий дождь сменился дождем злым и колючим. Я не успел закрыть очаг листом железа, огонь залило, и снова развести его я не смог, рассол остыл, вода пропитала все вокруг. Я понял, что устал от соли, затащил сковороду и кадку под навес и отправился домой. Я шел через воду, которая лилась с неба, и не шел, а пробирался. Укрываться от этой воды было совсем бесполезно, разве что надеть на голову ведро. От холода же защитился дерюгой. Вода сквозь нее все равно пробиралась, но тепло вымывалось не так скоро.

Вернувшись, я застал дома грамотея. Он сидел за столом, пил отвар и рассказывал истории про какую-то выхухоль Виолетту. Кто такая выхухоль было непонятно, кажется, животное, похожее на бобра, но приключения с этой Виолеттой происходили самые что ни на есть. И матушка слушала, и Тощан из-за трубы показывался, смеялся тоже.

Мне грамотей кивнул, что меня опять удивило. Я думал, что он захочет меня поколотить за наши с Хвостом подлые проделки, но грамотей про них не вспомнил, рассказал еще одну историю про эту Виолетту.

Матушка сказала, что грамотей у нас временно, на несколько ночей всего. В риге, в которой он жил у старосты Николая, прохудился потолок, и дождь лил внутрь, поэтому грамотей и попросился к нам. Староста Николай грамотея к себе не пускает, потому что беременная старостина жена грамотея сильно боится. Мне было все равно, я спать хотел, переоделся в сухое, поел, кипятка напился, да на печь.

Утром, еще до рассвета, до первых лягушек, грамотей сбежал. Он приготовился еще ночью, матушка с Тощаном спали, а грамотей тайно пил воду, скрипел хромым костылем и бормотал. А утром он поднялся с лавки, подкрался к двери и долго плевал в замок, а потом отомкнул его потайной изогнутой спицей. Украл, конечно, два кисета с солью.

Ему следовало бежать вдоль реки до дальних бродов, но он отчего-то решил бежать через мост, потому что через мост ближе и тропа там ровнее, не то что эти понадречные заковыки.

Мужики само-собой дожидались его за мостом, сидели в кустах с дубинами. Грамотей попробовал бежать. Хвост, который пошел с отцом и братом, рассказывал, что грамотея били сильно, но пощады он не просил, терпел молча.

Потом, когда побили уже хорошо, так что стоять у грамотея не получалось, сломали пальцы на руках. Отдельно сломали, чтобы неповадно было. Тут грамотей уже кричал.

Потом грамотея бросили в канаву.

Это уж как полагается.

Волки смотрели вверх с надеждой и укором.

Вообще-то я ожидал волков, ничего удивительного в том, что они нас подстерегали, не было, они каждую осень этим занимаются. В прошлом году троих напрочь загрызли, ушли люди в лес, больше их никто не видел, волки. Да, я ожидал, поэтому и соли в карманы набрал, и волкобой проверил, хотя я волкобоем не умелец размахивать. Не думал, что их так много выскочит. Никогда такой большой стаи не видел, голов пятьдесят, что странно, обычно волки больше десятка не ходят, им есть просто нечего, а тут… Под деревом все посерело от их спин, стояли и смотрели. Терпеливо.

— Что делать будем? — всхлипнув, спросил Хвост.

— Ждать.

Ответил я.

Осенняя погода в том году совсем испортилась. Дожди в жижу размыли поля и тропы, выходить из дома стало невозможно и весь сентябрь мы провели под крышей. Работы и дома хватало, перемалывали запасенную летом соль, готовились потихоньку к зиме, чинили крышу, которая все чаще не выдерживала воду. А уж когда пришла настоящая осень, и в один день замерзла река, мы с Хвостом отправились в лес за хворостом.

И встретили волков.

На волков мы наткнулись сразу за мостом, вступили в лес, а тут и волки, пять штук, а потом шесть. Матерые и сильно обросшие густой шерстью, к зиме совсем волки, к долгой зиме. Раздумывать они сильно не стали, сразу кинулись, не откладывая трапезу.