Жаклин Уилсон - Уроки любви

– Прости, я не хочу тебя обидеть…

– Так и не обижай, – вмешалась Грейс.

– Но это ужасно – ходить в детских платьицах! Это было хорошо, пока мы были маленькие, мама, а сейчас мы выглядим просто дико и старомодно.

– Я не могу купить тебе полный комплект новой одежды только потому, что ты стала стесняться платьев, которые я шью, – сказала мама.

Она старалась говорить с холодным достоинством, но в глазах у нее стояли слезы.

– Я знаю. Поэтому и хочу подработать немного.

– Но у тебя же нет никакого опыта с младенцами!

– Это не новорожденный младенец. Она уже сидит, а может быть, даже ползает. А мальчику вообще четвертый год. И кроме того, они будут спать. Мне нужно просто быть рядом на случай, если они вдруг проснутся и захотят пить или еще что-нибудь.

– Может быть, тебе придется менять подгузник, – сказала Грейс. – Тебе не понравится. Я помню, как тебя тошнило, когда ты наступила в собачьи какашки.

– Заткнись! – сказала я, чувствуя, как желудок у меня переворачивается.

Но ради того, чтобы побывать у мистера Рэксбери, мне даже грязные подгузники нипочем.

– А как ты доберешься домой? – спросила мама. – Не может быть и речи, чтобы ты ходила ночью одна по улицам, а денег на такси у нас нет.

– Мистер Рэксбери отвезет меня домой на своей машине, – сказала я спокойным голосом, хотя кровь у меня так и вскипела при этой мысли. Мы с мистером Рэксбери вдвоем в машине, на темных улицах…

– Все равно мне не нравится эта затея. А уж что скажет твой отец… – вздохнула мама и вдруг торжествующе всплеснула руками. – О чем мы говорим? Ты так и так не можешь вечером в пятницу, ты будешь в это время у отца в больнице.

– Один-единственный вечер я могу и пропустить.

– Он будет спрашивать, где ты.

– Скажи, что меня попросили посидеть с детьми.

– Я не могу сказать, что тебя попросил учитель. Если отец узнает, что ты ходишь в школу, его хватит второй удар.

– Все равно он когда-нибудь узнает, мама.

– Я понимаю. Но не сейчас, когда он еще не оправился.

– Мама, я все равно пойду в пятницу сидеть с детьми, что бы ты ни говорила. Папу я навещу сегодня. И буду навещать его каждый вечер – кроме пятницы.

– Он будет беспокоиться.

– Ничего не поделаешь. Зато я с ним вожусь, учу его, терплю его капризы. Вам с Грейс хорошо, вы просто сидите и смотрите.

– Знаю, детка. Я бы рада тебя сменить, но, похоже, у меня просто нет к этому таланта.

– У меня уж точно нет, – подхватила Грейс.

– Я так устаю, а потом не успеваю сделать уроки, и меня за это ругают в школе, – ныла я.

– Ты бы объяснила учителям, что тебе приходится ездить к отцу в больницу, – сказала мама виновато.

– Не хочу я им рассказывать про отца. – Я почувствовала, что мама готова сдаться. – Я хочу помочь, мама. Помочь отцу. Помочь отложить немного денег. Я же знаю, что мы по уши в долгах, я видела счета. – Тут я помолчала минуту. – И потом, меня мучает совесть из-за шестидесяти фунтов. Я тогда не понимала. С радостью сдала бы это белье обратно в магазин, но я его уже надевала. Теперь мне остается только заработать эти деньги, чтобы не чувствовать себя такой свиньей.

– Ладно, ладно, моя хорошая, я понимаю. – Мама погладила меня по плечу.

Грейс поняла гораздо больше. Она подождала, пока мы ляжем в постель, и шепотом спросила:

– Что это за история со стариной Рэксом? Почему тебе так хочется сидеть с его детьми?

– Я же сказала: хочу заработать денег.

– Да, но уж больно тебе не терпится. – Она немного подумала. – Ты что, влюбилась в Рэкса, Пру?

– Нет, конечно, – буркнула я.

– То-то ты все крутишься вокруг рисовального корпуса. А когда он с тобой здоровается, ты краснеешь.

– Врешь!

– Краснеешь-краснеешь! Ты в него влюблена, признавайся.

– Да нет же! Ты что, он же учитель, они все старые зануды.

– Это правда, но он не такой, как другие. Совсем не важничает и не задается. Конечно, он некрасивый…

– Он очень красивый! – сказала я.

– Да ты что, с этой противной бородкой? Мы с Ижкой и Фижкой считаем, что бороды – это вульгарно. А Ижка говорит, раз он носит серьгу, значит, голубой. Но я думаю, этого не может быть, раз у него жена и двое детей.

– Мне плевать, даже если бы у него были сразу любовник, любовница и борода, как у Деда Мороза. Я просто хочу посидеть с детьми, чтобы заработать немного денег, вот и все, – заявила я. – И вообще, заткнись, пожалуйста, я спать хочу.

Грейс не заткнулась. Я думала, я ее убедила, но чуть позже, поворачиваясь на другой бок, она пробормотала:

– Ты в него влюблена по уши. Меня не проведешь, Пруденс Кинг.

Я сказала мистеру Рэксбери, что смогу прийти в пятницу. Я постаралась сообщить это как можно небрежнее, в самом конце урока рисования, как будто я чуть не забыла.

– А, спасибо, – сказал он так же небрежно, словно речь шла о самой обычной вещи.

Возможно, так оно и было. Возможно, половина класса уже сидела с детьми семейства Рэксбери.

Он дал мне свой адрес и сказал, что ехать нужно на тридцать седьмом автобусе.

– Отлично, – ответила я.

Про себя я засомневалась, не придется ли мне и обратно возвращаться на автобусе. Он сказал, что отвезет меня домой. Но правильно ли я поняла? А может быть, я это просто додумала сама? Я невольно все время разговаривала в воображении с мистером Рэксбери, как раньше с Джейн и Товией, – но с ними не возникало путаницы, они-то не существовали на самом деле.

Впрочем, Товия доказал, что он существует, материализовавшись рядом со мной, когда я брела по школьному двору.

Я должна была идти в Лабораторию Успеха на дополнительное занятие по математике, но мне очень хотелось прогулять. Я заметила, что приглашенные репетиторы иногда и не замечали, что кто-то из учеников не явился. Зато всех приходивших они приветствовали с преувеличенным энтузиазмом, как будто сам приход в их знаменитую Лабораторию уже равнялся сдаче трудного экзамена.

Я с тоской смотрела в противоположном направлении – на рисовальный корпус мистера Рэксбери. Мне представилось, что я бегу по красной тропинке на его карте.

– Туда сейчас нельзя. Он занят, у него урок. – Товия потянул меня обратно. – Поговори со мной. Мы так давно не разговаривали. Прошу тебя, Пру.

– Уходи! Я сейчас не в настроении, – буркнула я.

– Смотри! Если ты и дальше будешь меня избегать, я уйду совсем. К кому ты тогда обратишься, если тебе станет одиноко? Погляди, я уже порядком побледнел.

Я взглянула на Товию. Его красивое лицо расплылось, золотые волосы потускнели, голубые глаза потухли.

Я вдруг почувствовала острую боль, понимая, что он прав. Все мои воображаемые друзья постепенно бледнели и расплывались по мере того, как я росла. Я уже с трудом припоминала странных спутников своего раннего детства: белого кролика ростом мне по пояс, стайку цветочных эльфов, ручного зеленого дракона с красными когтями и белую в черных пятнах прыгучую корову, которая летала со мной вокруг луны.