Жаклин Уилсон - Лучшие подруги

— Надеюсь, ты удовлетворена, юная леди! Вечеринка сорвана. Пришлось вызвать доктора, потому что у мамы Алисы не прекращалась истерика. Гости в недоумении разошлись по домам и оставили после себя пятьдесят бифштексов, пятьдесят недоеденных цыплят и пятьдесят печёных картофелин… Всё коту под хвост! Плюс пудинги, вишнёвый творожный торт, тирамису и миссисипский пирог…

— Принесла бы чего-нибудь домой!

Я не собиралась вредничать. Просто было жаль восхитительной еды, отправленной на помойку. Подумаешь! Жалкая мысль о голоде — лишь капля по сравнению с Ниагарским водопадом слёз, которые ещё прольются после неминуемого расставания с подругой! Мама меня не поняла.

— Ты невероятная эгоистка и жадина, Джемма Джэксон! Не представляю, как у меня могла вырасти такая дочь! Как в такую минуту можно думать только о себе и своём маленьком толстом пузе?! — закричала мама.

— Я и не думала о своём животе! Как он может быть одновременно маленьким и толстым? Ничего не понимаю! — закричала я в ответ.

И зря.

Мама заставила меня сидеть в своей комнате и не позвала к чаю. Обед я уже пропустила — да она решила меня голодом заморить! Ладно, знаю, что наелась шоколада, чипсов и зефира, которые купила Алиса, но я же только заморила червячка!

Погружённая в горестные раздумья, я лежала на кровати, и рот наполнялся слюной от запаха еды, готовящейся внизу. Ветчина… Чудесная, скворчащая ветчина с хрустящей корочкой! В животе урчало, я сжала его руками. Теперь он не казался толстым. Меня морили голодом, собираясь превратить в скелет. Мама ещё поплачет, когда придёт утром меня будить и с трудом узнает свою дочку в девочке — кожа да кости, — вываливающейся из пижамы фирмы «Халк», которая вдруг стала ей ужасно велика.

Я крутилась и вертелась, запуталась в канареечном платье. Потом оттолкнула его от себя, поморщившись от прикосновения к противному и скользкому материалу. Вдруг в дурацком рукаве-фонарике нащупала… что-то шуршаще-хрустящее… Записка!

Вытащив её, я узнала аккуратный почерк Алисы. Письмо было написано её лучшей ярко-розовой гелевой ручкой и украшено наклейками, сердечками, поцелуями, синими райскими птичками и улыбающимися солнышками.

Моя любимая Джем!

Меня наказали. Тебя, наверное, тоже. Мне так жаль, что тебе пришлось взять всю вину на себя. Я пыталась убедить маму в том, что сама все придумала, но она мне не поверила. Ты же знаешь, какая она! Мне тоже очень грустно, потому что нам не удалось как следует попрощаться. Как жаль, что придется ехать в Шотландию! Ты не представляешь, как я буду по тебе скучать! И НИКОГДА не забуду! Ты лучшая подруга в мире!

Целую, Алиса.

Я снова и снова перечитывала письмо, проводя пальцем по розовым строчкам и гладя каждую наклейку. Потом спрятала его между страницами своей самой любимой книжки «Заколдованный лес», принадлежавшей ещё моему дедушке, когда он был маленьким мальчиком. Давным-давно дедушка и мне её читал. Вот бы нам с Алисой найти свой заколдованный лес и забраться на самое высокое дерево, а потом по лесенке подняться в далёкую высь и никогда-никогда не спускаться на землю.

Но меня, как преступницу, закрыли в комнате. Алису увозят за сотни километров. Она прислала мне чудесное прощальное письмо, но ответить ей нельзя. От голода в голову совсем ничего не лезло. Я перерыла всю одежду в шкафу, шаря в карманах курток и джинсов. В зимнем пуховике нашла очень старую обёртку от трюфеля. Облизнув её, почувствовала забытый вкус конфеты, и рот ещё больше наполнился слюной. Поискала в школьной сумке — вдруг там лежит шоколадный батончик или кусок сандвича… Нет, не повезло!

Потом услышала шаги. Прыгнула на кровать — вдруг придёт мама. На лестнице — бум-бум — кто-то перескакивал через ступеньки, и я догадалась: это Кэллум. Брат ворвался в комнату и сунул мне в руку сандвич — я и поблагодарить его толком не успела, потому что он тут же выскочил.

Сандвич был противно тёплым, к тому же к нему пристал ворс из кармана Кэллума, но я всё равно обрадовалась. Откинулась на подушки и с удовольствием проглотила всё до крошки. Никогда в жизни обычный бутерброд с ветчиной не казался таким вкусным! Почувствовала лёгкие угрызения совести: в самый грустный день жизни — и здоровый аппетит… Ничего не поделаешь! Алиса, наверное, ни к чему не притронется, а меня вот горе сделало прожорливой.

Снова послышались шаги. Две сильные ноги и четыре резвые лапы. В комнату ввалились Джек и Бешеный Лай.

— Ты принёс мне ещё один сандвич с ветчиной? — с надеждой спросила я.

— Ну, я попытался сунуть его в карман, но Бешеный Лай его учуял и тут же отобрал, — ответил Джек.

— Глупый пёс! И ты только за тем поднялся, чтобы мне об этом рассказать?!

— Я пришёл одолжить тебе свой телефон, — сказал Джек, протягивая свой мобильник. — Можешь отправить Алисе эсэмэску.

— Но у неё нет мобильного телефона!

— А, ну, значит, из моей идеи ничего не вышло, — вздохнув, сказал Джек.

— Я могла бы позвонить ей на обычный телефон.

Джек уставился на меня.

— Не очень удачная мысль, Джем. Мягко говоря, ты у них не в чести.

— Мне просто хочется попрощаться с Алисой, — сказала я, набрав знакомый номер.

— Алло?

Сердце ушло в пятки. Трубку взяла её мама.

Я-то надеялась, она всё ещё у себя в спальне, всё ещё бьётся в истерике. У меня не было никаких шансов. Она тут же бросит трубку, если узнает мой голос. Мой голос. Я глубоко вздохнула, закрыла рот рукой и сказала самым мерзким и воображалистым голосом:

— Ах, добрый вечер, миссис Барлоу. Простите, что беспокою вас так поздно!

Джек уставился на меня — бровки домиком, губы искривились в вопросительный знак… Даже Бешеный Лай перестал тяжело дышать, закрыл пасть и озадаченно на меня взглянул.

— Кто это? — спросила тётя Карен.

— Франческа Гилмор-Браун.

Франческа ужасная зануда и вместе с Алисой занимается балетом. Сначала я тоже ходила, но быстро заскучала и решила немного похулиганить. Преподаватель сказала, что лучше воздержаться от занятий, пока не пойму, как к ним нужно относиться. Вот я и бросила — как можно всерьёз воспринимать ужимки и глупые прыжки? Надеялась, что и Алиса уйдёт, но ей нравилось заниматься балетом, особенно когда её отобрали для участия в финальном концерте, нарядили в блестящую розовую пачку и поручили станцевать партию леденца.