Владимир Железников - Чучело

Димка не ответил.

„Сжечь ее на костре!“ – заорал Рыжий.

Но теперь над его словами никто не рассмеялся.

„Ну бойкот, ну зачем же так!“ – суетился Димка.

„Я говорил, говорил, – восторженно заголосил Васильев, – он с нею заодно! Ух, Сомов, ты у нас заработаешь!..“

„В круг! – приказала Железная Кнопка. – Крепче держите друг друга за руки, чтобы они не выскочили!“

Они сцепились руками, круг превратился в колесо, которое должно было переехать меня и Димку.

„Что же такое получается, – не унимался Валька, – Сомов против бойкота, и ему все сходит с рук? А?… Бойкот Сомову!“

„Тихо! – Железная Кнопка вошла в круг и спросила Димку: – Сомов, ты против бойкота Бессольцевой?“ Меня она вообще не замечала.

Димка посмотрел на меня и снова промолчал.

„Молчит – значит, против!“ – крикнул Рыжий.

„Тогда и ему бойкот!“ – решила Железная Кнопка.

„Мне? – испугался Димка. – Бойкот?…“

„Допрыгался!“ – захохотал Валька.

„С этой минуты, Сомов, ты перестаешь для нас существовать“, – сказала Миронова.

„Был Сомов и испарился!“ – веселилась Шмакова.

„Миронова, послушай…“ – начал Димка.

Но та отвернулась от него.

„Шмакова, и ты против меня?“ – удивился Димка.

„Конечно, – ответила Шмакова. – Я с предателями не вожусь“.

„Бей их!“ – Валька бросился на Димку.

От страха я закрыла глаза.

Васильев разорвал круг и схватил Вальку, прежде чем он налетел на нас. Димка рванул меня за руку, и мы убежали.

Ленка улыбнулась:

– Он почти вынес меня на руках… Да, да… Оказался силачом!

– Ну конечно, – съехидничал, как мальчишка, Николай Николаевич. – Он у тебя самый сильный и самый храбрый.

Ленка не заметила ехидства Николая Николаевича.

– А когда мы вырвались, – продолжала она, – то услышали за собой топот. Они кричали нам вслед, и я узнавала их голоса.

„В погоню-у-у!“ – это Миронова. „Бей их!“ – Валька. И Шмакова: „Бойко-о-от!“ Их крики нас подгоняли, мы бежали изо всех сил, не оглядываясь.

Мы добежали до парикмахерской и остановились передохнуть. Я почти успокоилась.

Мне было весело, что Димка меня спас. Сначала я его, потом он меня – разве не здорово.

Случайно я заглянула в зеркало парикмахерской и не узнала себя – это была я и вроде не я. У меня было другое лицо.

Парикмахерша тетя Клава, мать Рыжего, выглянула из дверей, посмотрела на нас, улыбнулась и сказала мне:

„Красивая, красивая…“

Тут между мной и Димкой произошел очень важный разговор.

„Когда ты успела все рассказать Маргарите?“ – сказал Димка.

„Я?… Маргарите?…“ – спросила я. И замолчала, раз он такой дурак и не понял, что я это сделала исключительно из-за него. Я снова посмотрела в зеркало и почему-то пропела: „Мар-га-ри-та-а-а!..“

„Ну что ты не отвечаешь?“ – строго спросил Димка.

„Мар-га-ри-та-та-та-та! – пропела я, танцуя. – Ты заметил ее глаза? Она говорила с нами, а сама… видела только его – своего жениха. А платье у нее какое красивое! Я, когда вырасту, обязательно сошью себе такое же!..“

„Слушай, – перебил меня Димка, – хватит мне зубы заговаривать! Говори, когда ты ей все рассказала?“

„А я ей ничего не говорила!“

Я снова отвернулась к зеркалу и подумала: если научусь поджимать губы, то буду ничего себе.

Димка стоял позади меня, но там, в зеркале, наши лица были рядом. Интересно было смотреть на нас двоих со стороны – как будто мы с ним снялись на одну фотографию.

„А кому, – говорит, – ты сказала?“

„Ни-ко-му!“ – И поджала губы, и улыбнулась так, чтобы рот не расползался до ушей.

„Как никому?…“

„Так! Ни-ко-му! – Я медленно повернулась к нему, сделала круглые-круглые глаза и не забыла – поджала губы. Я теперь решила всегда быть красавицей. – Не веришь – и не надо“.

„Ну хорошо, тогда объясни, зачем ты про себя сказала все это ребятам?“ – спросил Димка.

„Захотела – и сказала. – Я снова красиво улыбнулась. – Я сначала не собиралась. Но вдруг кто-то открыл мне рот. И моим голосом произнес: „Это сделала я!“

Он испуганно посмотрел на меня.

„Ну что ты так смотришь на меня? – говорю и так спокойно добавляю, чтобы он не умер от разрыва сердца: – Я же тогда стояла под дверью и все слышала“.

Мой ответ его потряс – он закачался как пьяный, еле удержался на ногах.

„Так ты из-за меня?!“ Наконец-то он догадался, брови у него от удивления полезли вверх.

„Нет, не из-за тебя, – ответила я. – Из-за Александра Сергеевича Пушкина“.

„Ну ты даешь… – Он места себе не находил. – Из-за меня!.. А что же теперь делать?“

„Что хочешь“, – беззаботно ответила я.

Теперь, когда я все рассказала Димке, совсем перестала бояться. Мне стало радостно, что он знает, что я его спасла.

„Они нас затравят“, – мрачно произнес Димка.

„А я не боюсь, – ответила я. – Мы же вдвоем?“

„Вдвоем! – И вдруг рванулся, прямо как бешеный: – Пошли к ребятам! Я им все расскажу!..“

„А вон они! – Я их увидела издали и закричала: – Ребята!“

Они выбежали из-за угла, но крика моего не услышали и нас не заметили.

Димка почему-то закрыл мне рот рукой и потащил в открытые двери парикмахерской.

Тетя Клава посмотрела на нас с большим удивлением. Она хотела, видно, спросить, что это Димка закрыл мне рот и тащит, но не успела, потому что за окнами парикмахерской замелькала наша погоня: Миронова, Лохматый, Рыжий, Шмакова, Попов…

„Толик!“ – Тетя Клава увидела через окно Рыжего.

„Они здесь! – донесся до нас голос Вальки. – У меня собачий нюх“.

«Ну, – подумала я, – сейчас они нас найдут, схватят, вытащат на белый свет… Заорут: „Бей ее!“ А Димка тут все про меня и расскажет!.. Вот смеху будет», – думала я и поэтому радовалась.

С этого момента начинается все самое печальное. Если бы я была не дура, то сразу бы все поняла. Но я надеялась и была как слепая. Ну, в общем, посмотрела я на Димку, а он опять испугался. Его опять всего перевернуло. Глаза у него бегали, губы дрожали… У него, знаешь, все шло волнами. То сюда, то туда. Поэтому мне и жалко его было. Когда никого нет – он храбрец. Как появились ребята – самый последний трус…

Ну, в общем, стояли мы за занавеской, не шевелились. А тетя Клава быстро-быстро затопала к двери, чтобы схватить своего любимого сыночка. Но как она ни спешила, а Димка все же изловчился и успел ее попросить, чтобы она нас не выдавала. Таким дрожащим голоском:

«Тетя Клава, не выдавайте нас… Мы от них спрятались. Игра у нас такая».

Тетя Клава кивнула на ходу, что все поняла, открыла дверь и крикнула:

«Толик! Ты почему не уехал?»

«Нас не взяли», – ответил Рыжий.

Он стоял в трех метрах от нас. Я видела даже его лицо, оно выглядывало из-за плеча тети Клавы.

Я подумала, что сейчас обязательно чихну, ведь всегда, если кто-нибудь прятался, он чихал или кашлял в самое неподходящее время. Но у меня не кашлялось и не чихалось.