Юлия Кузнецова - Самые прекрасные истории о любви для девочек

– Значит… тебе есть что мне рассказать, – смущенно ответила она.

Кэт проглотила кусок пирога и задумалась.

– Знаешь, ма, – наконец отозвалась она, – а рассказывать-то… и нечего… Все, как всегда. Разве что… Представляешь, наш класс собирается ставить сцены из «Евгения Онегина»! Дураки, да?

– Почему? – удивилась Наталья Николаевна. – Я в свое время тоже читала со сцены письмо Татьяны.

– Да ну? Ты никогда не рассказывала!

– Так ты только что до этого доросла.

– Ма, а зачем ты читала?

– Странный вопрос. Все девочки обожают письмо Татьяны. А когда читают со сцены, то оно непременно предназначается тому мальчику, который нравится.

– И у тебя был такой мальчик? – изумилась Кэт и чуть не захлебнулась чаем.

Наталья Николаевна расхохоталась:

– Интересно, чем же я хуже других?

Кэт отставила в сторону чашку и очень заинтересованно спросила:

– Ма! Ну ты прочитала… и что?

– Что «что»?

– Ну что он сделал, тот, которому оно предназначалось?

– А он… просто обалдел!

– Как это?

– Так это! Он бросил свою… Муську Рогалеву и пригласил меня на танец после нашего концерта.

– А потом?

– А потом… потом мы клялись друг другу в вечной любви. Ведь мы не подозревали, что ничего вечного не существует…

Лицо Натальи Николаевны опять потускнело, и она отвернулась от дочери к окну.

– Ма… Это что… был отец? – едва дыша, спросила Кэт.

– Нет.

– Вот странно… А почему вы расстались… ну… с тем мальчиком, который бросил ради тебя свою Муську Рогачеву…

– Рогалеву.

– Какая разница!

– Конечно же, никакой.

– Так почему?

– Как-то не сложилось. Мы же были очень юными. Впереди расстилалась целая жизнь, и мы оба, наверное, надеялись, что встретим еще кого-нибудь получше.

– Э-эх, мама!!! Говорят же, что от добра добра не ищут! – Кэт пристукнула по столу кулаком с недоеденным пирогом.

Наталья Николаевна опять улыбнулась, погладила дочь по светлым спутавшимся волосам и сказала:

– Я рада, что ты у меня такая мудрая! Надеюсь, твоя жизнь будет счастливее моей.

Вечером к Кэт явились обе ее подруги.

– Ты опять собираешься игнорировать День влюбленных? – спросила ее Вероника. – Как в прошлом году?

– А вы, конечно, будете строчить направо и налево эти дурацкие «валентинки»? – презрительно бросила им Кэт.

– Так скучно же, Катька! – отозвалась Таня Бетаева, бывшая Бэт. – Уроки, уроки и еще раз уроки! С ума сойти можно! А тут праздник! Почему бы не порадоваться жизни?

– Представляешь, Катька… – начала Вероника.

– Я говорила, что остаюсь Кэт! – перебила ее хозяйка квартиры.

– Еще чего! Проиграла так проиграла! Надоели эти дурацкие прозвища. Все смеются.

– Знаешь, Катька, оказывается, ей Мишка Ушаков сказал, что у нее очень красивое имя – Вероника! – вставила Таня.

– Да! И он прав! С сегодняшнего дня я запрещаю называть меня Ник!

– А ты? – Кэт перевела взгляд на Бетаеву. – Тоже сделаешь официальное заявление, чтобы тебя теперь звали только Таней?

– А что плохого в моем имени? У Пушкина, между прочим, тоже Татьяна, а никакая не Бэт! А я, может быть, даже буду читать на концерте письмо Татьяны.

– Для кого? – быстро спросила Кэт.

– Как это для кого? Концерт же традиционный, для родителей!

– Концерт – это само собой, а письмо! Для кого ты будешь читать письмо?

– Знаешь, Катька… ты какая-то странная сегодня, – сказала Таня. – Что-то я тебя не понимаю.

– Чего же тут непонятного? Я тебя русским языком спрашиваю: в кого ты влюбилась?

Таня вдруг жутко покраснела, дрожащей рукой поправила волосы и задушенным голосом ответила:

– Ни в кого… с чего ты взяла?

– С того! Мы сегодня как раз с мамой на эту тему разговаривали. Она сказала, что девчонки это письмо со сцены читают специально для того, в кого влюблены! Так что колись, подруга!

Таня заерзала на диване, но так ничего и не сказала.

– Да это же ясно, как день! – рассмеялась Вероника. – Она в твоего Шмаевского втрескалась!

– Нет! – вскочила с дивана Таня. – Ничего и не в Шмаевского!

– Садись. – Вероника легонько подтолкнула подругу к дивану. – Ты уже всем своим поведением себя выдала!

– Ты тоже с Ушаковым все время кокетничаешь! Думаешь, я не вижу… – тихо сказала Таня.

– Подумаешь, пару раз прогулялись по Питеру! Меня же не трясет при его появлении, как тебя от Катькиного Русланчика!

– Что ты несешь, Вероника? Никакой Шмаевский не мой! Что еще за новости! – возмутилась Кэт, у которой почему-то вдруг стало сухо во рту и сильно захотелось пить.

– Какие же это новости! Мы тебе уже говорили, что Руслан перестал пялиться на Ирку и теперь все время на тебя поглядывает. Да и ты как-то странно повела себя. Зачем-то спорила с нами, поцелуи у спортзала обещала, а сама… Лучше бы рассказала, что у тебя с ним произошло. Вы встречались, да? Ну скажи, Кать!

– Ничего у меня с ним… не было… Просто я подумала, если поцелуюсь, то потом от него не отвяжешься… – еле шевеля шершавым языком, ответила Кэт. – А зачем это мне? Вы же знаете, как я отношусь ко всяким дурацким чувствам!

– Знаешь, Катька, вот я не уверена, что насчет любви права ты, а не Пушкин! – сказала Вероника. – Ленский из-за Ольги даже на смерть пошел!

– А эта Ольга что? – рассмеялась Кэт. – Если бы любовь была, то Ольга покончила бы с собой на могиле Ленского, а она выскочила замуж за какого-то гусара!

– Ну не все же такие!

– Все!

– И ты?

– И я, и вы все тоже!

– Ну уж нет! – вдруг громко произнесла Таня. – Если я полюблю, то ни за что не предам!

– Ну и дура! – объявила ей Кэт.

– Сама ты… – бросила Таня и, схватив куртку, выбежала из комнаты.

После хлопка входной двери Вероника сказала:

– Что-то мне тоже не очень нравятся твои идеи, Катька. И я, пожалуй, домой пойду.

– Скатертью дорога, – зло процедила Кэт. – Только не плачьте потом, когда выяснится, что я права.

Вероника пожала плечами и действительно ушла домой, а Кэт так и осталась сидеть в кресле. Провожать подругу она не пошла. Ей по-прежнему хотелось пить, но она специально не вставала с места и боролась с собой. Эта сухость во рту появилась у нее, когда подруги в разговоре упомянули Шмаевского. К чему бы это? Если честно, то такое с ней уже не первый раз. Стоило ей в школе наткнуться взглядом на Руслана, как у нее тут же в горле появлялся шершавый ком, мешающий глотать. А Шмаевский действительно на нее посматривает. Девчонки думают, что у него какие-то чувства к ней, а на самом деле он наверняка разглядывает ее как буйно помешанную. Как еще можно относиться к девчонке, которая ни с того ни с сего явилась на дом с поцелуями?

И все-таки права она, Кэт, а не Пушкин! Вот возьмем маму. Она читала письмо Татьяны со сцены для какого-то мальчика – и что? Помогло оно ей? Нисколько! Они все равно расстались. Если письмо не читать, результат тот же самый! Приезжают всякие тети Ларисы, и мужчины забывают про все свои клятвы и даже про то, что у них есть дочери! Так что никакой Шмаевский со своими взглядами ей и даром не нужен! Только зря тревожит… Ей хорошо и так, без него. Спокойно. А от добра, как известно, добра не ищут!