Анна Антонова - Бабочки зимнего утра

— Извините, дальше наизусть не помню, — виновато проговорил Алексей и вытянул из кармана сложенную в несколько раз распечатку.

— Не выучил? — не удержалась от подколки я.

— Основной интерес представляют ворота оригинальной ковки XVIII века, — заглядывая в шпаргалку, продолжал он. — Они были изготовлены в Сибири на заводе Демидова…

Я смотрела на самые обыкновенные с первого взгляда чугунные ворота и поражалась — была тут множество раз и даже не догадывалась, какой это раритет. Вот ведь парадокс — мы стремимся поехать в далекие города и страны, не замечая того, что у нас под носом, и равнодушно проходим мимо, торопясь по своим делам. Посещать музеи и прочие достопримечательности своего города считается чуть ли не глупостью… А здесь, оказывается, столько удивительных мест, о которых мы даже не подозреваем!

— Ну а мы с вами следуем дальше, — увлекшись своими мыслями, я не заметила, как Алексей закончил рассказ про ворота и потянул меня вперед.

— Далее мы с вами посетим храм Святого Николая в Толмачах, где теперь хранится знаменитая икона Владимирской Божьей матери, в 2000 году перенесенная сюда из Третьяковской галереи, — официально продолжал Алексей.

Я поежилась, и он, заметив это, спросил:

— Замерзла?

Я покачала головой — не зря тепло оделась, да и гулять на солнышке не холодно даже зимой.

— Просто вспомнила, как мы с классом на экскурсию в Третьяковку ходили. И как в зале древнерусской живописи, где иконы старинные, мне здорово поплохело! Такое впечатление, что там очень тяжелая энергетика…

Я думала, Алексей сейчас посмеется над моими фантазиями, но он серьезно кивнул:

— Ничего странного. Представляешь, сколько им веков и чего они за это время навидались? Неудивительно, что отрицательная энергетика накопилась, и ты, как тонкий и чуткий человек, это почувствовала.

Я, кажется, покраснела от этого простого комплимента. От Артема я слышала подобное только в начале знакомства! Потом началось то, что совсем не хочется вспоминать… Не хочется, а вспоминается почему-то! Как будто мне неловко за то, что я слишком хорошо провожу время, и хочу сама себе испортить настроение — вернуться к своему привычному состоянию. Я ведь уже забыла, когда последний раз чувствовала себя так легко и беззаботно…

— Мы в Третьяковку не пойдем, — успокоил Алексей.

— Пойдем в церковь? — уточнила я и порадовалась: — Хорошо, что сейчас зима и я в шапке! А то летом обязательно бы кто-нибудь примотался из-за платка…

— Между прочим, платок в церкви полагается надевать только замужним женщинам и то во время службы, — заметил Алексей.

— Ты тоже знаешь? — обрадовалась я. — А вот бабки всякие почему-то нет…

— Притом мы едем в туристическое место, там полно иностранцев, которым вообще плевать на платки.

— И попробовали бы бабки что-нибудь им сказать, — хихикнула я.

Церковь действительно походила скорее на туристический объект — входить в нее надо было через отдельную пристройку с гардеробом и сувенирными киосками, а знаменитая икона и вовсе не помещалась в иконостасе, а располагалась отдельно, за толстым пуленепробиваемым стеклом.

— Куда дальше? — поинтересовалась я, когда мы вышли на улицу и с наслаждением вдохнули свежий холодный воздух после чада церковных свечей.

Алексей заглянул в свою распечатку:

— Сейчас расскажу.

Мы прошли мимо Третьяковки, у входа в которую что-то вдохновенно вещал толпе туристов настоящий экскурсовод, свернули во дворы, и нас словно отрезало от шумного туристического места. Я заозиралась, вертя головой, а Алексей довольно заметил:

— Подожди, мы еще даже не пришли.

Пройдя по абсолютно пустой и пугающе тихой улочке, мы свернули к кованой церковной ограде, за которой виднелись золотые купола.

— Кадашевская слобода, — говорил по дороге Алексей. — Появилась в шестнадцатом веке. Позднее здесь ткали полотно для российского флота. На средства жителей слободы была построена церковь Воскресения в Кадашах.

— А туда вообще можно? — засомневалась я.

Вид у строения был совершенно заброшенный, во дворе стояла строительная техника.

— Сейчас узнаем, — бодро заявил он, и мы вошли в гостеприимно раскрытые ворота.

— Вообще-то вокруг нее сейчас настоящие бои идут, — сказал Алексей. — Тут все вокруг хотят снести и офисами застроить, а церковь будет среди них торчать как пень.

Я посмеялась над оригинальным сравнением, но тут же возмутилась:

— Такое замечательное место разрушить?

— Мало ли, что уже было разрушено, — философски заметил Алексей. — Ты знаешь, например, почему Колизей в Риме весь обгрызенный?

— От времени разрушился, — пожала плечами я.

— А вот и нет, его разобрали в Средние века — считали, что строение языческих времен не имеет ценности. Часть каменюк, между прочим, пошла на строительство собора Святого Петра!

— Сколько ты всего знаешь! — искренне восхитилась я.

— Да ладно, — смутился Алексей. — Пойдем лучше внутрь, пока там хоть что-то цело.

Двор был завален снегом, лишь узенькая тропинка вела ко входу в церковь. Мы гуськом прошли по ней и стали подниматься по полуразрушенным осыпающимся ступенькам.

— Осторожно, — предупредил Алексей и подал мне руку.

Хорошо, что он был в перчатках, а я в варежках — это смягчило силу вдруг проскочившего тока. Но тепло его ладони я почувствовала даже сквозь двойной слой одежды и поторопилась отпустить руку, едва мы поднялись на крыльцо. Я была против платков, но минимум приличий при посещении храма все же следовало соблюдать.

Внутри помещение оказалось мало похоже на церковь: голые оштукатуренные стены, лестница без перил, ведущая на второй этаж… Она и привела нас в небольшую комнату, где, по всей видимости, иногда проводились службы. Там сидели две тетеньки в платочках, с которыми мы вежливо поздоровались, сделали для приличия кружок по периметру и так же оперативно удалились. Находиться там было почему-то неловко.

— Уф, — выдохнула я, когда мы вышли на крыльцо. — Я думала, там вообще никого нет.

— И все стоит нараспашку, да? — поддразнил меня Алексей.

— А что тут брать-то?

Я лукавила. Несмотря на заброшенный полуразрушенный вид, было в этом месте свое очарование — старины, не тронутой цивилизацией и реставрацией, неведомым образом сохранившийся дух прошлого. Впечатление усиливалось оттого, что слишком силен был контраст между этим уединенным местом и соседним исхоженным вдоль и поперек Лаврушинским переулком.

— Да, — только и смогла выговорить я на обратном пути. — Кто бы мог подумать, что такое чудо сохранилось. В центре, рядом с попсовой туристической тропой!

Алексей довольно улыбался — мое искреннее восхищение явно грело ему душу.