Елена Усачева - Механизм чуда

— В покойничков играем? — прошел по гостиной Пушкин, поддел ногой зазевавшегося синего краба.

Антон привалился к косяку двери, ухмыльнулся. Ни «здрасте», ни «до свидания». Ни «как я рад тебя видеть». Ладно, посмотрим, что ты потом скажешь.

— У нас тоже одни родители были большие оригиналы, — завел свою вечную песню Пушкин. — Устроили своей дочурке готичненькую вечеринку на день рождения. Сняли ресторан, развесили фото вампиров и вурдалаков. Сама дочурка в полный рост в траурной рамке — все дела. Писателя крутого пригласили, он как раз страшилки пишет. Актеров. Аниматоров. Трупы там всякие по стенам понатыкали, скелетов, отрубленные руки с головами. Детишки прыгали, веселились, в конкурсах участвовали. Один конкурс там был — полежи в гробу. Вот они и стали ложиться. Один, другой. Короче, пацан залез и не выходит. Всех уже чай позвали пить, а его нет. Мать кинулась искать, смотрит, он в гробу лежит…

— Умер? — предположила Ева.

— Нет, зачем? — лениво качнул головой Пушкин. — Живой. Притомился, а там мягко, тепло. Мать увидела сына в гробу, ее кондратий и схватил. Сердце слабое, померла.

Он пнул медлительного краба, не успевшего далеко убежать.

— Очень хорошо, — пробормотала Ева, чтобы перебить неприятный осадок после рассказа. — Захочешь помереть — предупреди.

Она отправилась на кухню. Проходя мимо Антона, чуть задержалась. Не шевельнулся, головы не повернул. Ну и ладно. Стой пока.

— А чего помирать? Я не собираюсь, — крикнул ей вслед Пушкин.

Ева оглянулась. В дверном проеме спиной к ней застыл Антон. «Зачем ты все это делаешь? Зачем просил моих друзей менять мне рингтоны? Почему издеваешься? Зачем вынудил общаться со своим отцом? Неужели твой отец прав и ты всего-навсего боишься?..»

Не сказала. Все то, что так просто выкрикивалось в подушку или в далекий темный потолок, сейчас казалось нелепым. И слова уже не такие красивые, и страшно… Он же усмехнется, больше ничего. Или ответит что-нибудь обидное, и снова она будет виновата.

А на кухне Левшин старательно выкладывал колбасу на тесто, красными кляксами растекалась томатная паста. Саша резал выскакивающую из-под пальцев петрушку.

— Евочка, смотри, как у меня красиво, — похвастался Левшин, любовно глядя на будущую пиццу.

— Дурак ты, Левшин, — зло процедила Ева. — Катька тебя использует, а ты радуешься. Ты без нее хоть шаг сделать можешь?

Лешка быстро глянул на нее. Красивый, глазастый, лохматый.

— Я без нее в туалет хожу, — тихо произнес он и подмигнул.

— Чего ты на него? — удивился Саша, когда Лешка ушел.

— Ничего.

Ева снова пошла в коридор, но там стоял Антон. Спина, кудрявый затылок. Рука опущена вдоль бедра. Белые пухлые пальцы. Длинные, выпиленные треугольничком ногти. Не доходя до гостиной, свернула в свою комнату. Стив сидел, далеко отъехав на кресле от стола, только кончики пальцев касались клавиатуры. Из динамиков неслись крики, хохот, топот и тяжелое дыхание.

— Выигрываешь?

Стив ответил не сразу. Поерзал в кресле, пригибаясь от выстрелов, чертыхнулся и, только когда его герой совсем уж тяжело задышал, отъехал от стола окончательно.

— Клавиши у клавиатуры жестковаты. А так все ничего. Как там дела?

— Через двадцать минут будет пицца.

— Пицца не горит, так загорицца! — радостно сообщил Стив, придвигаясь обратно к столу. — Сейчас музончик дадим. А я тут пока программку погоняю.

— Тебе нравится «Коппелиус»?

— Не, «Коппелиус» — это Тоха, а я — вот что!

Сильный удар по клавише. На экране дернулся уровень басов. И был это никакой не стимпанк. Вернее, панк, но не стим.

— Это «Thirty Seconds to Mars» — с гордостью сообщил Стив, с восторгом глядя на Еву. — Слышишь, как тему вводит? Сейчас-сейчас будет место хорошее.

Наверное, оно было хорошее. Ева не поняла. А Стиву уже было неинтересно что-то объяснять. Название переводилось как «Тридцать секунд до Марса». Разве до Марса так быстро долетишь?

Пушкин маялся в коридоре.

— Богато живешь, — зло сообщил он. — Родители у тебя кто?

— Люди, — буркнула Ева. И так настроение никакое, сейчас еще и Пушкин добавит.

— Обеспеченные люди. — Пушкин улыбнулся, некрасиво обнажив зубы. — А ты знаешь, что не все космонавты возвращались с дальних подступов к Земле? Некоторые вон сгорели в плотных слоях атмосферы. Только представь, как это: вокруг тебя все плавится и пылает?

— Голодный, что ли?

— Наших четверо погибло, — не отвлекался Пушкин. — У одних не сработали парашюты — корабль просто врезался в землю. А у других разгерметизация произошла. У америкосов вообще на второй минуте старта — бах — и взрыв. Там твердотопливный ускоритель прогорел — и шарах — красивый фейерверк над горизонтом.

— Я не буду входить в плотные слои атмосферы.

— А в чем обман?

— Почему обман?

— Просила шуметь. Обманешь, значит.

— А ты будь внимателен.

— Зачем? Я все у египетских богов узнаю.

— Узнавай, — пожала плечами Ева. — Только порой те, кто спрашивает, первым и пропадает. Ты гроб себе уже присмотрел?

— Слушай… — протянул Пушкин и зачем-то потер между пальцами шуршащую ткань, натянутую на стены. — А давай, когда вы с Антоном окончательно разбежитесь, я с тобой встречаться буду?

— Да иди ты!

От удивления, от злобы Ева забыла о стоящем в дверях Антоне. Прошла, задев его.

— Ослепла? — возмутился Антон.

— А ты не стой на дороге!

Антон промолчал. Он не Пушкин, чтобы на каждое слово отвечать десятью своими.

— Пицца горит! Пицца! — кричала Катрин, пролетая по коридору. — Левшин! Куда ты смотришь!

За столом мест не хватило. Все расползлись по гостиной. Птах и Гор сидели на полу, сложив ноги по-турецки. Ева тянула «Тархун». Пузырьки били в нос.

— Время! Время! — хлопнул в ладоши Ра. — Хорош жрать! Испытание машины времени через пять минут.

Ева закашлялась.

— Он сказал «Поехали!» и махнул рукой, — процедил Пушкин.

Антон качнул головой и нехорошо усмехнулся. Он так и стоял в дверях, отказавшись не только сесть, но и что-нибудь съесть. Ева стукнула стаканом по столу и вышла следом за Ра.

— Все запомнила? — шепотом спросил Ра. Он последний раз поправил раму, провел длинными пальцами по шуршащей фольге, выровнял зеркала. — Запускай, — разрешил он.

— Чего это у них шкаф открыт? — закричал Пушкин, первым вбежавший в комнату.

— Чтобы не так резонировало, — хохотнул Стив. На уровне его колена болталась железная коробочка от противогаза. Это отвлекало. Движение закончилось, а коробочка еще несколько тактов болталась.

Из головы тут же высыпались все приметы. Лягушонок потерялся на просторах квартиры. Махать рукой неудобно. Пинок от Пушкина уже получила.

— Евка! Держись! — сжала кулаки Маша. Саша тянул ее сесть рядом.