Эдуард Веркин - Герда

– В каждом орехе есть особая точка, – сказала девушка. – Стоит нажать – и орех разваливается. Ломается. Она вот тут.

Девушка показала ногтем на ребро ореха.

– На эту точку надо давить верхним зубом. А нижними зубами вот на эту кромку. Несильно совсем, но скорлупа сама собой распадется. Попробуй.

Я взяла орех, вставила его как полагается в зубы, нажала. Скорлупа развалилась. Вот прямо так и развалилась, сама собой. Я попробовала еще – и снова получилось.

– Как просто, – я придвинула к себе горсть. – А я и не знала.

– Мир вообще проще, чем нам порой представляется, – заметила девушка. – Но и, конечно, сложнее с другой стороны. А ты, видимо, Аглая?

– Бывает, что да. А ты?

– Я – Саша.

Саша протянула руку, и я отметила, что рука у нее тоже нестандартная. Неухоженная то есть, ногти поломаны, два пальца заклеены пластырем, следы чернил. Нормальная человеческая рука.

Интересно, что Саша у нас делает?

Интересно, что она вообще делает? Работает где-то, судя по рукам. Или подрабатывает, вернее, если бы работала, ногти были бы запущеннее, а так просто обломаны. Петр Гедеонович всегда учил внимательно смотреть человеку на руки. По рукам можно понять гораздо больше, чем по лицу. Учится еще, наверное, – откуда чернила-то? А сама не очень крупная, кости тонкие, шея тонкая, точно из голодного края. Может, родственница какая-то неизвестная?

– Мне Игорь про тебя рассказывал много, – сообщила Саша.

Тут я, конечно, поняла. Саша – подружка Игоря, братца моего. Однако. Первая девушка брата моего, при виде которой не хочется убиться об забор, как ни странно.

– И чего же он там рассказывал? – поинтересовалась я.

Еще не хватало, чтобы он Саше про эту случившуюся гадость рассказал, и так жить тяжело.

– Про театр, про Ктулху, вообще, – Саша улыбнулась. – Я тоже в театральную студию ходила, в Дом культуры железнодорожников. Недолго, правда, год, пока клуб не закрыли.

– Ты театр любишь? – удивилась я.

– Не, – Саша стала составлять из орехов какое-то слово. – Просто я заикалась сильно, вот мне и посоветовали. Читать стихи при большом стечении народа, роли какие-нибудь маленькие. Одним словом, мне показана общественная активность.

Слово составилось «муха».

– У меня первая роль была как раз Муха-Цокотуха, – сказала Саша. – Я как раз формой под муху подходила. Мелкая совсем, метр от пола.

Саша улыбнулась и показала рукой.

– Только я тогда так сильно заикалась, что ничего сказать не могла, мне разрешили только жужжать, а говорила за меня другая девушка.

– А я играла гранату, – призналась я. – Первая роль.

– Гранату? – усмехнулась Саша.

– Да. «Ф-1». Наш руководитель Петр Гедеонович сочинил пьесу про старые вещи. Будто на чердаке в заброшенном доме лежат старые вещи: торшер, радиола, велосипед и граната. И вот в один прекрасный день вся эта компания решила отправиться в путешествие, чтобы посмотреть мир. Вот они садятся на велосипед и отправляются в поездку.

Саша уже рассмеялась. Зубы, конечно, подкачали. Белые, чистые, кривые. Зубы, не знавшие бескрайней мощи современной ортодонтии. В нашем поселке таких зубов не бывает, такие зубы все в Торфяном.

– А граната тоже такая припудренная была, все время мечтала о том, чтобы взорваться. Поэтому ее все боялись. Но любили – она очень добрая была и умела песенки петь.

– Граната – это, конечно, круто, – продолжала смеяться Саша. – Никогда не думала, что можно ставить пьесу про гранату.

– Пьесы можно ставить про все, что угодно. Про гранату, про плоскогубцы, про холодильник еще хорошо, тоже смешно.

Я вспомнила Петра Гедеоновича, ходит по сцене, курит трубку и посвящает в секреты ремесла. Вот так, примерно:

– С пьесами ведь как, кажется, ничего и не произошло, ну, подумаешь, чайку вшивую пристрелили, а на самом деле весь мир опрокинулся. Вот у нас, кстати, была пьеса про печатную машинку, которая поссорилась со своими же буквами.

Саша рассмеялась сильнее.

А я вдруг поняла, что Саша мне нравится. То есть, смеялась она так честно, что я вдруг подумала, что она нормальная, не то что предыдущие подружки Гоши. И вообще нормальная. На всю оставшуюся жизнь.

– А про плоскогубцы? – спросила она сквозь хохот. – Какую пьесу можно придумать про плоскогубцы?

– Ну как, самую актуальную. Молодой плоскогубец по имени Вальжан ищет свое место в этом бушующем мире…

Саша расхохоталась уже до слез, отодвинула в сторону орехи и принялась вытирать глаза мещанским розовым платочком, мне бы такой. Я, глядя на нее, тоже не удержалась, тоже засмеялась. Саша. И Герда ее впустила в дом, между прочим.

Едва я вспомнила Герду, как она и показалась. Вошла в столовую – и сразу к Сашке. Подошла, уткнулась лбом в колено и стоять осталась.

– Ого, – восхитилась Саша. – Вот это монстрик. Как тебя зовут, красавица?

Саша собрала собачью морду в ладони, стала смотреть в глаза.

– Какие у нее интересные глаза, – Саша сощурилась. – С синими и золотыми звездами. Никогда не думала, что у собак бывают такие глаза. Точно капли янтаря внутри. И голубые…

Герда не вырывалась, стояла не шевелясь, так друг на друга и смотрели, пока Саша ее не отпустила. После чего Герда отправилась к холодильнику и стала его обнюхивать.

– Очень странная собака, – повторила Саша. – Очень красивая. Какая порода?

– Ротшвайгер, – брякнула я.

– Ротшвайгер? Не слыхала…

– Очень редкая порода. Выведена в секретных лабораториях Чили. Собака Пиночета, так ее еще называют.

– Да?

– Ага. В мире таких две-три штуки всего, да и то в Америке, у генералов из Пентагона.

Саша посмотрела на Герду с уважением.

– Отцу друг подарил щеночка. Вывез его из Чили в плюшевой игрушке. Суперсобака.

– Вижу.

В подтверждение этого Герда поднялась, ткнула мордой холодильник, открыла дверцу, лапой вытянула нижний поддон. Внизу у нас хранится в основном лед. Мама не терпит замороженных продуктов, поэтому в морозилке у нас куски льда, по зиме привезенные со святых источников. Святой лед, короче. Ну, и мороженое, конечно. Лед Герду абсолютно не заинтересовал, а вот мороженое наоборот, она вздохнула и выворотила из морозильника целое ведерко. Кажется, шоколадного.

– Сильно, – заметила Сашка. – Даже не стесняется.

– Ротшвайгеры все такие, – объяснила я. – У этой породы чрезвычайно развита самостоятельность.

Герда тем временем открыла зубами банку и стала с понурым видом мороженое лизать.

– Можно я сфоткаю? – попросила Саша.

Я кивнула. Она стала возиться с телефоном, а я все смотрела на собаку. Герда удивляла. Продолжала удивлять. Вот уж не думала.

– За это ротшвайгеров и ценят, – сказала я. – Они удивляют хозяев. А ты с Игорем где познакомилась?