Жаклин Уилсон - Лола Роза

Потом я вырезала маленького золотисто-коричневого щенка кокер-спаниеля с длиннющими ушами и сиамского котенка с нежным личиком сердечком и большими голубыми глазами. Это будут наши собака и кошка, Трюфель и Василек. С открытки, которую мне подарили на день рождения, я вырезала цветы и небесно-голубой фон, а затем принялась рисовать большой дом в викторианском стиле, потому что подходящей картинки не нашлось. Рисую я не очень хорошо, поэтому пришлось просто наметить контуры большого дома. Из «Подружки» я вырезала девичьи личики и наклеила их на все окна, чтобы они выглядывали из-за нарисованных восковым карандашом лиловых бархатных занавесей. Это были мои лучшие подруги — Шарлотта, Виктория, Эмили, Эвангелина и Джемима. Я очень долго подбирала настоящие викторианские имена.

Я так погрузилась в свой альбом, что не слышала, как стукнула входная дверь. И я не знала, что отец дома, пока не услышала его голос:

— А где же моя маленькая принцесса?

Я быстренько захлопнула альбом и побежала в гостиную. Лучше не заставлять отца ждать. Он называет меня принцессой — это хороший знак. Может быть, он в хорошем настроении.

Он улыбнулся, когда я вбежала в комнату:

— А вот и моя дочурка!

На коленях у него уже сидел Кенни. Мама быстренько открыла банку с пивом и наливала ему в кружку.

— Здорово, что папа так рано пришел, — сказала она.

Я набрала воздуху и произнесла фальшивым голосом благонравной малютки:

— Здравствуй, папа.

— Здравствуй, принцесса, — сказал отец и похлопал по ручке кресла.

Я послушно присела и изобразила на лице улыбку. Глазами я в это время тревожно бегала по комнате, отыскивая ненароком забытую пятерку — на ковре, под журнальным столиком, у телевизора… Вроде бы ничего не видно, и все же я никак не могла перевести дух. Отец был в хорошем настроении, но оно может измениться в любую секунду. Никогда не знаешь, что его может вывести из себя. Иногда неудачное слово, иногда просто взгляд, а иной раз и вовсе никакой причины не заметно. Можно подумать, что голова у отца неправильно подключена и запрограммирована на частые взрывы.

Но сегодня он весь сиял, хотя сказал, что поссорился с ребятами на работе и ушел от них.

— И вовремя. На фиг мне такая дурацкая работа, — добавил он.

Три месяца назад, когда он туда пришел, мы только и слышали, какая это чудесная работа и что это начало новой жизни.

Теперь он снова хотел начать новую жизнь. В обеденный перерыв он встретил в пивной старого приятеля, который собирается организовать транспортную фирму. И зовет отца к себе в шоферы.

— На его машине? — спросила мама.

— Нет, малышка, колеса должны быть мои.

Мама всегда размякает, когда отец зовет ее малышкой. Она сразу забывает, что он обзывал ее безмозглой дурой, а иногда и похуже.

— Но это не вопрос. Один мой приятель продает отличный «Эскорт», машине всего два года, и пробег ерундовый. Он мне готов уступить по дешевке. Надо собрать всего пару тысяч. Я где-нибудь займу, вот увидишь, малышка. Мне привалило счастье, я чувствую. — Он протянул руку и похлопал маму по попе.

— Джей! — Мама смотрела на него, улыбаясь, и у меня скрутило живот. Она смотрела на него так, словно он вдруг превратился в прекрасного принца. — Нам и правда привалило счастье.

Сейчас она все разболтает. Она ему скажет.

— Не надо! — проговорила я одними губами. Она только искоса взглянула на меня и сделала вид, что ничего не заметила.

— Знаешь что, Джей? — сказала она. — Никогда не догадаешься! — Она открыла сумочку и вытащила пригоршню пятерок. — Вот тебе деньги на машину, милый! Я выиграла в лотерею. Тут нам всем хватит на подарки. Кенни хочет кожаную куртку, как у папы. Джейни хочет джинсовую курточку на меху — на розовом меху, да, детка?

Пришлось мне улыбнуться, сказать «да» и изобразить восторг.

Я боялась, что сейчас начнется что-нибудь страшное. Отец молча смотрел на деньги в маминой сумочке. Прямо видно было, как ворочаются у него мозги. Потом он подкинул Кенни в воздух, поймал и стал кружить. Меня он тоже подхватил, и мы все стали водить хоровод, а потом он станцевал с мамой, поцеловал ее долгим поцелуем, как в кино, и сказал, что она у него госпожа Удача.

Мы пошли праздновать в "Ти Джи Ай Фрайдис". Мама с отцом выпили по тропическому коктейлю, а потом мы заказали ог-ром-ный ужин. Я уже начала надеяться, что все обойдется. Отец был весел, как птичка, отпускал шуточки и заигрывал с официанткой. Мне хотелось верить в сказки и тоже радоваться. Я уплела гигантский бургер, картошку, а потом еще целую "Шоколадную смерть".

Потом к отцу подошли женщины, которые развлекались тут всем офисом, и, хохоча, как девчонки, спросили его, не тот ли он Джей Фентон, который пел с "Шальными попрошайками". Услышав, что да, тот самый, они завизжали от восторга. Самая хорошенькая, с самым глубоким вырезом, придвинула голову ближе и спросила, не споет ли он для них. Им и так очень весело, но это было бы просто супер.

— Конечно, все будет супер, дорогуша, — сказал отец, сел за их столик и стал петь.

Мама допила свой бокал и заказала еще бутылку вина.

— В чем дело? — отрезала она в ответ на мой умоляющий взгляд. — Смотри, эти женщины наливают твоему отцу.

Смотреть мне вовсе не хотелось. Я терпеть не могу, когда мама с папой напиваются, потому что это всегда кончается дракой. Так что я принялась изучать меню, хотя уже до того наелась, что пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу на джинсах. Я старательно читала описание каждого блюда. Здорово было бы вырезать отсюда картинки для моего альбома.

Мы с Кенни часто так играли: я находила в каком-нибудь журнале картинку с большим шоколадным тортом, прослоенным густым кремом, проводила вытянутым пальцем по бумаге и делала вид, что слизываю с пальца крем, приговаривая «ням-ням-ням». Иногда мне казалось, что я правда чувствую на языке густой крем и шершавые крошки бисквита.

Кенни просил у меня кусочек торта. Я подставляла ему страницу, и он барабанил пальчиками по гладкой бумаге, пытаясь почувствовать сквозь нее мягкий торт. Потом он старательно обсасывал пальцы, но представить вкус у него совсем не получалось.

— Хочу торт! — ныл он.

— Господи, ты еще хочешь есть? — ахнула мама, наливая себе из новой бутылки.

— Господи, ты еще хочешь пить? — ответила я.

— Не дерзи мне, слышишь?! — сказала мама, пиная меня под столом. На ней были ее лучшие черные лодочки на шпильках и с очень острыми носами.

— Больно, мама.

— Чушь, — сказала мама, но все же погладила под столом мою лодыжку. — Ну как, лучше?

Она так сильно наклонилась, что потеряла равновесие и оказалась под столом.

— Упс!

Она попыталась подняться, ушиблась головой и теперь смеялась и плакала вместе.