Иосиф Ольшанский - Невезучка

Мужчина в берете говорит:

— Мальчик, постой!

Я остановился. А он показывает женщине на меня и спрашивает:

— Годится?

Она отвечает:

— Пожалуй.

Я тут же захотел убежать, но худой мужчина схватил меня за руку, потом повернул мою голову в сторону и стал смотреть на меня сбоку.

Я опять захотел убежать, но как убежишь, когда они меня держат: мужчина — за руку, а женщина — за плечо?..

Худой говорит:

— Мальчик, не вертись, пожалуйста, мне нужно рассмотреть твой профиль.

Странные какие-то люди: человек возвращается из школы. Идёт тихо, спокойно, никого не трогает, а они вдруг налетают и начинают рассматривать профиль...

Наконец мужчина в берете сказал:

— Подходяще, Анна Давыдовна. — И потом спрашивает у меня: — Кино любишь?

Смешной какой-то: как будто можно не любить кино...

— Конечно, люблю.

Молодец. А сам сниматься хочешь?

— Я?..

— Конечно, ты. В фильме хочешь сниматься?

Тут я сразу понял. Просто они работают в кино и ищут мальчика, чтобы он играл в новом фильме!.. Конечно, а тут же согласился.

Женщина Анна Давыдовна сказала:

— Уже завтра тебе надо быть на студни, сумеешь?

— Ясно, сумею!..

Они узнали, что я живу совсем близко, и пошли вместе со мной домой договариваться, чтобы мне разрешили сниматься.

Дома были бабушка и мама. Сначала мама была против того, чтобы я снимался в кино. Но когда она узнала, что я буду занят только три или два дня, — согласилась.

Анна Давыдовна пообещала договориться с моей классной руководительницей, чтобы мне разрешили два или три дня не посещать школу.

На следующее утро бабушка привела меня на киностудию.

Вот это да!.. Чего я там только не увидел! Какой-то курносый старичок ходил с настоящей царской короной на голове, а его костюм тащился сзади, прямо пол подметал. Потом я увидел огромного дядьку, великана, а борода у него была красная, до самого пояса... И ещё много-много переодетых артистов. И никто из них на меня не обращал никакого внимания, хотя я тоже должен был сниматься. Может быть, они просто не успели ещё узнать об атом?..

Меня и бабушку привели в большой зал. Он называется — павильон. Потолок там высокий, почти как в цирке. И отовсюду — и сверху, и с боков наставлены огромные электрические приборы, они называются юпитеры.

И вообще столько яркого электрического света, что просто невозможно смотреть. А посредине этого павильона построена целая квартира — три или четыре комнаты. Только они ненастоящие, без потолка, и стены у них не каменные, но издали кажется, что каменные.

Бабушку усадили в сторонке на стуле. А мне стали мазать лицо какой-то мазью и сказали, что это называется общий тон. Оказывается! этим тоном мажут лицо всем артистам, а без этого их не снимают в кино.

Бабушка мне потом сказала, что Анна Давыдовна называлась ассистент. Худой в берете был помощник режиссера. А самый главный режиссёр оказался совсем молодым — он был моложе, чем его худой помощник.

Он погладил меня по голове, как маленького, подмигнул и сказал:

— Значит, будем сниматься?

Я сказал:

— Конечно, будем...

Я думал, что буду играть самую главную роль, а оказалось, что моя роль была почти без слов. Просто мне нужно было осмотреть пустую комнату, поднять с пола игрушечного зайца, потом позвать кошку, которая сидела в углу, и медленно уйти из комнаты — это называется «уйти из кадра». Только и всего! И из-за этого мне мазали лицо общим тоном!..

Но я всё-таки был доволен, потому что представил себе, как Вовка Макарычев увидит меня на экране, — вот будет завидовать!.. И другие ребята из нашего двора, когда увидят, тоже будут завидовать. Конечно, так прямо не скажут, что завидуют, но будут.

Я бы очень быстро снялся, но мне опять не повезло. На этот раз из-за кошки. Из-за той самой кошки, которая должна сидеть в углу комнаты.

Комната была совсем пустая, потому что её жильцы переехали в новый дом. Они в последний момент забыли о кошке, а их сынок, то есть я, вспомнил про кошку, и он, то есть я, её зовёт и выходит из кадра.

Сначала получилось очень хорошо. Зажгли юпитеры, режиссёр как закричит:

— Мотор!

Я решил, что забыли принести какой-то мотор, и сейчас режиссёр сердится и требует, чтобы его поскорей принесли.

Рядом стоял худой помощник, и я хотел у него спросить, для чего нужен этот мотор. Но он схватил меня за плечи, подтолкнул и говорит:

— Иди-иди... Быстро!..

Только потом я узнал, что когда режиссёр кричит: «Мотор!», это значит, что начинается съёмка.

И вот я быстро вошёл в комнату, стал рассматривать её, потом поднял зайца, лотом позвал кошку и пошёл к двери. Но тут режиссер опять как закричит, только уже «Стоп!».

Я подумал, что играл неправильно, но режиссёр думал не про меня. Он крикнул:

— Почему это животное не двигается?!

Оказывается, кошка лежала себе спокойно и совсем не собиралась двигаться. Наверное, её пугал яркий свет или было слишком много людей, и она боялась и не хотела двигаться.

Снова зажгли юпитеры, снова режиссёр закричал: — Мотор!

Я опять вхожу в комнату, осматриваю её, поднимаю зайца, зову кошку и собираюсь уходить. А кошка опять не двигается. Все артисты и вообще все люди, которые тут находятся, даже бабушка, кричат ей:

— Иди!

— Брысь!

— Давай!

— Двигайся!.. А один дядя в халате достал длинную палку, лёг на пол и концом этой палки подталкивает кошку. А она, оказывается, такая упрямая, прямо как наш Мишка, и всё равно не собирается двигаться.

Тогда режиссёр, окончательно разозлился и закричал: — Чтоб я этой рахитичной кошки больше не видел на съёмочной площадке! Вы слышите! Анна Давыдовна, позаботьтесь, чтоб завтра была нормальная кошка!..

И на этом съёмка окончилась.

Когда мы с бабушкой хотели уже уйти, Анна Давыдовна спросила у бабушки, нет ли у нас нормальной кошки.

Бабушка сказала, что у нас есть кошка Гипотенуза. Но поручиться за то, что наша Гипотенуза захочет стать киноартисткой, бабушка не может.

Я сказал, что за Гипотенузу ручаюсь, но если только не будут мазать морду общим тоном.

Анна Давыдовна объяснила, что общий тон накладывают только на лица людей, и она сказала на прощанье, что надеется на меня.