Эмиль Брагинский - Убийство в библиотеке

— Извините, — вмешался Ячменев. — Антон Сергеевич, где гантели, которые вы вчера купили?

— Я их вчера же забыл в метро! — отмахнулся Антон и снова перешел в атаку. — Да, кандидатская диссертация была у Зубарева талантливая, я ее читал. Он мог, без сомнения, вырасти в крупного ученого, но предпочел стать конъюнктурщиком, пускать пыль в глаза, начал везде представительствовать…

— В ваших рассуждениях, Антон Сергеевич, — мягко прервал Кузнецов, — есть некоторая доля истины. Конечно, Сергей Иванович не совсем соответствовал той высоте, на которую его вознесла волна. Но для будущего нашей академии важно поднять значение Зубарева.

— Для будущего нашей академии самое важное правда! И так думает большинство сотрудников! — пылко произнес Антон и, махнув рукой, вышел из библиотеки.

— Простите, пожалуйста, Георгий Борисович! — повинился Кузнецов. — Антон человек молодой, горячий, необузданный, но в нем много хорошего. Лично мне глубоко симпатична его принципиальность! Ее нам зачастую не хватает…

Когда большой ученый степенно удалился, Ячменев сказал Фомину с некоторой досадой:

— Ваша энергия, Зиновий, меня доконает!

— Вот вы относитесь ко мне иронически, — приступил к докладу Фомин, расценивая поведение следователя как зависть, — а мой Ростовский был в библиотеке прошлой ночью! Я сам слышал, как он говорил об этом жене.

— Ну и что? — спросил Ячменев.

— Значит, он убил!

— Это он тоже говорил жене?

— Нет, этого он, к сожалению, не говорил. Он сказал, что зашел в библиотеку, увидел покойного, испугался и убежал действительно на Казанский вокзал.

— А вы выяснили, почему он не ночевал дома?

— Его жена выгнала! — сообщил дотошный Фомин. — За то, что он проиграл зарплату на бегах. Раз он на бегах играет, он человек азартный и убить другого ему пара пустяков!

— Я склоняюсь перед вашей железной логикой!

— Значит, я могу просить у прокурора постановление на арест Ростовского? — обрадовался Зиновий.

— Нет! — охладил его ныл Георгий Борисович. — Потому что вы находитесь сейчас в состоянии азарта, а как вы сами недавно заметили — это очень опасно!

В библиотеку, потупив глаза, вошел Шалыто:

— Не сердитесь на меня, Георгий Борисович, но этих гантелей нигде нет — ни в кабинете, ни на помойке! Можно, я схожу в баню, а то я весь испачкался?

— Чистоплотность в нашей работе — это самое главное! — назидательно сказал следователь, и помощник ушел мыться.

В дни розыска у Ячменева особенно остро были развиты чувства. В эти дни его внимание привлекало все, что привлекает внимание, и даже то, что внимания не привлекает. Георгий Борисович заметил, что копия с картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван» до сих пор висит криво.

— Давайте поправим картину, Зиновий! — попросил Ячменев. — Самое главное в нашей работе — это порядок!

— Но какое значение для следствия имеет то, что картина висит криво? — воспротивился Фомин.

— Самое главное в нашей работе, — веселился следователь, продолжая сыпать афоризмами, — не проходить мимо того, что не имеет никакого отношения к следствию!

Фомин послушался, и вдвоем они водворили картину на место.

— Что мне теперь прикажете делать? — спросил Фомин вызывающе. Ему не терпелось арестовать Ростовского.

Но следователь попытался направить энергию подчиненного в другое русло:

— Соберите обрывки рукописи и слетайте к эксперту, чтобы их опять склеили!

Уходя, разочарованный Зиновий демонстративно хлопнул дверью, чего он в обычном состоянии не делал.

Тотчас за спиной следователя раздался легкий сухой треск. Ячменев порывисто обернулся и увидал, что портрет Екатерины Второй висит на стене вниз головой и покачивается.

Любой детектив на месте Ячменева, конечно, решил бы, что портрет сорвался с гвоздя, так как Фомин сильно хлопнул дверью. Но у Георгия Борисовича имелись теперь на этот счет кое-какие сомнения. Пока он держал их при себе. Ячменев приблизился к портрету и вернул его в исходное положение. На потемневшем холсте была изображена русская императрица в расцвете царственной красоты. Ее немигающие глаза, написанные виртуозной кистью неизвестного мастера, с вожделением смотрели на Ячменева. Ему стало неловко, он застеснялся и поспешно ретировался из библиотеки, не забыв запереть ее на ключ.

Георгий Борисович спустился по лестнице в вестибюль и вошел в каморку комендантши с виноватым видом:

— Извините, Надежда Дмитриевна, у меня к вам опять деликатный вопрос!

— Я готова ко всему! — бодро ответила старуха.

— Скажите, пожалуйста, с этим домом не связана какая-нибудь старинная легенда?

— Связана! — не моргнув глазом, сказала дворянка. — Мой пра-пра-прадед был любовником Екатерины Второй!

Надежда Дмитриевна не заметила, что следователь несколько изменился в лице.

— Предание гласит, — увлеченно продолжала хулиганствующая старуха, — что Екатерина подарила этот дом моему пра-пра-прадеду за то, что он был хорош в любви. Может быть, вы и не знаете, но императрица жила в Петербурге. Когда она бывала в Москве, то тайно, чтобы не узнали остальные фавориты, она прибывала на свидание в этот особняк. Утром пра-пра-прадед подсаживал ее в карету. Екатерина возвращалась во дворец вершить государственные дела. Кстати, ее портрет, который висит в библиотеке, писал крепостной художник моего предка…

— Достаточно! Спасибо! — остановил Ячменев и, подхватив озорную интонацию, улыбнулся: — Теперь мне остается вызвать на допрос Екатерину и проверить, правда ли то, что вы рассказываете?

— Не забудьте передать ее величеству, — попросила Надежда Дмитриевна, — мой верноподданый привет!

— Разумеется, не забуду! — пообещал Ячменев. Они расстались почти друзьями.

Ячменев взглянул на часы и с ужасом обнаружил, что уже четверть четвертого. Он выбежал в переулок и замахал руками, надеясь остановить машину. Такси, конечно, не было. Наконец какой-то водитель подбросил Георгия Борисовича ко Дворцу бракосочетания на казенной машине. Это обошлось блюстителю закона в один рубль.

Ячменев, как и предполагал, приехал последним. Но ему повезло — все еще толпились в фойе. Он увидел дочь в белом венчальном платье и пошел к ней навстречу. У Ячменева защемило сердце, а на глазах навернулись слезы. Он подумал о том, что ни к чему было заниматься сегодня расследованием, что теннисную ракетку он позабыл в библиотеке, что он не успел заехать домой переодеться и не купил цветов, и что парадный костюм и цветы — все это чепуха, главное, что Аня счастлива. Он подошел к ней и расцеловал, и расцеловал жениха тоже, и поверил, что жених — прекрасный парень, и полюбил его, как сына. Тут заиграла торжественная музыка. Все, как дети, разбились на пары. Ячменев медленно шел под руку с женой, впереди их выступали молодые, и в Ячменеве тоже пела музыка, и он поцеловал жену, и пробормотал ей что-то о том, как хорошо…