Array Array - Марина

Как ни парадоксально это звучит, но делать гадости человека иногда заставляет больная совесть. Настоящий, законченный подлец, делая подлость, думает о выгоде, которую извлечет из этого. Подлец–дебютант, наоборот, инстинктивно стремится к проигрышу, дабы подлость выглядела как независимый жизненный шаг.

— Я думаю, нам не стоит продолжать этот разговор. Понимаете, Новиков, он — неприличен. И от вас я хочу одного — беритесь за ум. Вы способный человек, и вам надо работать. Вы талантливы. Вас любят.

Я сказал это дружеским, примиряющим тоном. По взгляду Иванова я понял, что он ждет другого, но мне, как ни странно, было очень жаль Новикова и хотелось верить, что он образумится. Я уже сделал несколько шагов к двери, но голос Новикова остановил меня. Он говорил тихо и даже вроде бы спокойно:

— Нет, не возьмусь я за ум… Не нравится мне эта ваша учеба. Я поработал с Самим — и понял…. А с вами — скучно. Вы уже не можете работать в театре, вы пристроились сюда, здесь не каплет. И все говорят, что у вас на курсе тоска. Вы ненавидите все новое, ненавидите талантливых людей. Вы старый…

Такое я слышал впервые. В чем тут было дело — не знаю. Наверное, слишком я был спокоен по сравнению с ним, впавшим в истерику. И, видимо, это спокойствие унизило его. Подчеркнуло, что он–то ведь порол горячку. И ему захотелось подняться. С помощью правды, которая сейчас не была уже правдой. Молодые люди часто путают правду с хамством, и он повторил эту ошибку. Сейчас он считал себя героем, как второгодник, показавший язык учительнице.

Я хотел было заорать ему, что Сам — мой ученик, которого два других мастера, до меня, выгоняли за профнепригодность, но нет, это был бы не мой стиль. Хвастаться мне только не хватало. Действительно, старею… Пора собирать газетные вырезки об учениках и хвастать ими. Мальчишка банален, он говорит «правду», но и моя жизнь банальна. От молодости — к старости. Не наоборот. Я стар. Да, стар. Что–то ноги не держат.

Свет в глазах дрожит. А почему это я на полу? И вовсе не больно. Что они так кричат? Ах, как стыдно. Ах, как стыдно быть старым. Все понимаю, но встать не могу. Стыдно.

Сегодня — собрание на курсе. На повестке дня был наш любимый Новиков. Алина всеми силами пыталась мне вдолбить, что его надо защищать. Гранд пардон, моя дорогая. Против большинства я не попру. Это во–первых. А во–вторых, помогать надо тем, кто сам себе поможет. А этот болван держался так вызывающе, что лучшего и не заслужил. Нет, это только вообразить себе, что он ляпнул! Он, бедняга, честно ляпнул: «Я от своих слов не отказываюсь. Мы под руководством Покровского не сделаем в искусстве ни шага вперед. И потом, вы же понимаете, ребята, кому мы будем нужны со своим Островским?!»

Я только боялась, что сейчас он меня пригласит в сви-; детели и скажет, что я тоже так думаю. Дело в том, что у нас с ним и Алиной был междусобойчик на эту тему, а Новиков взял да и вынес это при всем курсе. Но слава богу, вклинился Кирилл и сбил этого дебила с намеченных им, наверное, заранее фраз. Ладно, проехали…

Кирилл… Вот бы ему эти вральные способности — да на сцену. Какой гнев он нам разыграл! Зевс–громовержец прямо. Метал громы и молнии, а главное (везет же Алине), всколыхнул один мутный вопросик. О Мариночке.

— Ты оскорбил лучшего человека на свете — Мастера. Ты нечистоплотен в быту, ты подло предал самую талантливую…

По–моему, Алина должна поставить Кириллу памятник. Когда Маринка загремела в больницу, Стасик в отношении Алины несколько слинял. Его еще что–то тревожило, что–то тянуло назад, к Маринке, ну хотя бы для того, чтоб через пять минут бросить ее, но бросить самому, первому, так сказать. Теперь же о том не могло быть и речи. Все из–за нее, оказывается. Она дрянь, она виновата. И теперь он перед ней не виноват, голубок! Ах, этот Кирилл… Уж не накачала ли его Алина? Алину я все–таки уважаю. Правда, со своим парнем я бы ее не познакомила, даже фамилию его ей не назвала бы.

Но, с другой стороны, и Морозова получила по заслугам. По крайней мере, я ее в свое время предупреждала.

Дело в том, что Алина давно интересовалась Маринкой, но как–то так получалось, что она только слышала о ней. Но поскольку Алина то ли притворяется, то ли и в самом деле «режиссер милостью божьей», как тут принято говорить, только она безумно жаждала с Маринкой познакомиться. А Маринка ленива, как Обломов. Она думает, что достаточно учиться и работать, а светские связи — так, чепуха, семечки. Ленится нравиться людям, пренебрегает их мнением. А пренебрегать Алиной… Надо быть сумасшедшей, чтоб пренебрегать такими, как Алина. Алина хотела познакомиться с ней, научила бы уму–разуму. А она отказалась пойти в один дом, куда вхожа Алина и где я должна была их познакомить. Правда, эти Перовы паршивые снобы, но от их мнения о людях многое зависит, там пекутся судьбы и маринуются репутации. И я, кстати, сказала ей об этом. Что же ответила эта дура? Она сказала:

— Тогда тем более не пойду.

А Стасик, хоть его я и не звала, хоть он и дурак, но сообразил, что надо пойти. Шиш бы он произвел на Алину впечатление, если б она не узнала, что наша звезда в него влюблена. Но поскольку та оскорбила Алину в лучших чувствах, то и получила по заслугам. Алина вообще умница баба. Не то что наша разлюбезная Ксения. Выскочила вслед за Кириллом и без точек и запятых горячо к нему присоединилась, смешав в кучу и Мастера, и Морозову, и новиковские срывы репетиций. Заложила подружку из самых искренних чувств. Нет, верно сказано, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

Зуб даю, сегодня же Новиков со всеми потрохами будет в лапках Алины, а раз уж так, то совсем не страшно для него вылететь с курса. Уж она–то его пристроит. Естественно, что он и вылетел. Я, конечно, не стала голосовать против его исключения, уж тут, я думаю, даже Алина на меня не обидится — с какой стати я должна высовываться? Воздержалась только Воробьева — потому что под башмаком у Алины. Остальные честно и организованно пронегодовали. Что–то мямлил Иванов, он очень умело не дал наболтать особенно много своей женушке, потом что–то произнес этот, как его, то ли Весел–кин, то ли Великанов, а потом явилась Марья, едва разгримированная после спектакля, и принесла весть, что с Покровским все в порядке и он через два дня должен выйти на репетицию в театр.

Много шуму из ничего. Вовремя заболел, вовремя выздоровел. Все прыгали на одной ножке и чуть не целовались от радости. Чтоб Марья потом передала Мастеру, как все его обожают. Все вранье, все напоказ. Ладно, проехали.

Потом, уже на улице, я столкнулась с Марьей опять, и она начала расспрашивать меня про Маринку. Жаловалась, что самой в последнюю неделю некогда забежать. Я ответила, что у Маринки все в порядке.