Светлана Лубенец - Любовь в сети и наяву

Нина встала с постели и хотела уже надеть джинсы и джемпер, в которых чаще всего ходила в школу, но так отчаянно раскашлялась, что поход пришлось отложить. Нет, нельзя в таком состоянии никуда ходить. Кажется, даже небольшая температура есть. Явно на нервной почве. Ведь вчера ее целый день не было.

Нина взглянула на часы. Первый урок уже начался. Звонить Антону бессмысленно. Перед уроком они все первым делом отключают мобилы. Это сделалось такой же привычкой, как утренняя чистка зубов. Но что предпринять? Надо же что-то делать… Родители на работе, им сейчас не до случившегося… Пойти, что ли, зубы почистить, раз уж про них вспомнила?

Девочка как раз вышла из ванной, когда звонок входной двери выдал свою душераздирающую трель. Мама давно просила отца сменить звонок на более благозвучный, но у Ивана Никитича руки до этого дела так и не дошли. Нина хотела уйти в комнату, поскольку никого не ждала, а открывать дверь незнакомым людям опасно, но звонок опять резко взвизгнул. Нина сморщилась и припала к дверному глазку. А вдруг звонит почтальонша, которая последнее время приносит отцу на дом дорогой журнал «Нумизмат»?

Перед квартирой стоял парень, а вовсе не почтальонша. Нина поклялась бы чем угодно, что к ней в гости припожаловал сам Алексеев, но решила, что ей теперь в каждом молодом человеке будет мерещиться Митя. Скорее всего, оптика глазка несовершенна, а потому искажает лица…

Она не успела додумать свою мысль, когда тот, кто стоял за дверью напротив нее, снял с плеча сумку. Такая была только у Алексеева: щегольская, из тисненой кожи цвета мокрого асфальта. Из этой сумки молодой человек достал мобильник, нажал нужные кнопки, приложил к уху, и тут же из Нининой комнаты донесся звук ее телефона. Она дернулась, чтобы броситься в комнату, но потом просто распахнула дверь.

Алексеев так и держал у уха телефонную трубку, а потому несколько растерянно сказал:

– Здравствуй…

Нина смогла только кивнуть. Губы было не разлепить от страха. Почему она так испугалась, объяснить, пожалуй, не смогла бы.

– Зайти позволишь? – спросил Митя.

Говорить Нина по-прежнему не могла, а потому просто отошла от двери в глубь коридора, чтобы он мог перешагнуть через порог.

– Куда дальше? – опять вынужден был спросить Алексеев, поскольку Нина по-прежнему молчала и не двигалась с места.

Девочка сначала хотела по привычке провести его в свою комнату, но потом спохватилась, что там неубранная постель, а на прикроватной тумбочке в полном беспорядке стоят банки и склянки с лекарствами и мазями. Туда вести молодого человека ну никак нельзя. Тут же Нина с ужасом поняла, что одета в мятый синий халатик, из-под которого торчат штанины по-цыплячьему желтой пижамы, а челка убрана со лба и заколота детской заколкой с красной рыбкой так, что торчит на голове, будто луковый чуб Чиполлино. Она хотела было броситься переодеваться, а потом вдруг подумала: «А зачем?» Алексеев все равно уже видел и желтые штанины, и Чиполлиний чуб. Кроме того, ему наверняка совершенно все равно, как она выглядит, поскольку никаких чувств к ней он не испытывает. И Нина вдруг совершенно успокоилась, поправила рыбку надо лбом и пригласила наконец Митю на кухню.

– Извини, что не в комнату, – сказала она, когда они оба уселись за стол друг напротив друга. – Я только что проснулась, постель еще не убирала…

– Конечно, я понимаю… – отозвался Алексеев и затих. В кухне повисла напряженная тишина. Чтобы она так не давила на уши, Нина спросила:

– Чаю хочешь?

– Нет, – быстро и как-то резко ответил Митя. – Но ты можешь поесть… Раз только проснулась, наверно, еще не завтракала… Ты ешь… Я подожду…

– Ага… конечно… прямо тут перед тобой и стану себе бутики намазывать… Ты… ты лучше скажи, зачем пришел?

– Я-то? – глупо переспросил Алексеев, и Нина вдруг поняла, что он здорово волнуется. Его волнение тут же передалось девочке, и она, еле ворочая ставшим шершавым языком, взмолилась:

– Да говори ты быстрей, зачем пришел? Сил уже никаких нет…

Митя послушно кивнул и тоже как-то трудно проговорил:

– Я… собственно, пришел извиниться…

– За что? – осторожно спросила Нина.

– Ну… я выдал твою тайну… Понимаешь, не мог больше притворяться… Но я, если помнишь, говорил тебе, что никогда не играл на сцене, даже стишков не читал… наотрез отказывался… Не только в детском саду, но даже и в школе у доски стихи не читал, которые наизусть задавали… Меня в третьем классе отец однажды даже ремнем отлупил за три двойки подряд по чтению, а я просто никак не мог перед классом прочитать выученные дома стихи. Все думали, что я упрямлюсь или делаю кому-то назло… а я просто не мог… ну, не могу я перед публикой… понимаешь?!

– Понимаю, – бесцветно повторила за ним Нина, хотя ей очень хотелось закричать. Сидеть тут перед ним, таким красивым, аккуратным, в своих желтых пижамных штанах было все же очень стыдно. А еще стыдней было слушать его извинения. На что они ей?

– Надеюсь, ты не из-за этого заболела? – опять спросил он. – Ну… не на нервной почве?

Нина заболела, потому что простудилась, когда бродила по заснеженному городу в пятнадцатиградусный мороз в тонкой отцовой курточке, без шапки и в туфельках, но эту «почву» вполне можно было считать и нервной. Ей было очень нервно, очень плохо, когда она поняла, что Митя Алексеев окончательно влип в Диану Верховцеву, но не говорить же ему об этом. Тут Нине вдруг пришло в голову, что Митя сидит у нее в кухне в то самое время, когда должен быть в школе на уроке истории. Она встрепенулась и, вместо того чтобы ответить на его вопрос, спросила о том, что только что пришло в голову:

– А почему ты не в школе?

– Да потому что на меня все смотрят, как на врага! Я такого еще вообще не встречал, чтобы весь класс так интересовали чьи-то отношения… Кому какое дело? Но ваш Селиванов объявил мне войну за то, что я довел тебя до болезни. Вот я и пришел узнать, я ли тебя довел… Мне, конечно, плевать на Селиванова, но совсем не хочется ни с кем ссориться… У меня, знаешь ли, был полон рот проблем в той школе. Не успел сюда прийти, опять все пошло наперекосяк… Вот не надо мне было соглашаться на твои игры! Вполне можно было сказать в классе, что я вовсе не тот Митя Алексеев, которого все знают как твоего виртуального друга. Мало ли Дмитриев Алексеевых в городе! Очень распространенные имя и фамилия…

– Конечно, – согласилась Нина, – но что уж теперь…

– Да уж… теперь что… – повторил одноклассник и опять вернулся к интересующему его вопросу: – Но ты так и не ответила… Ведь не из-за меня ты заболела, правда?

Нина посмотрела на свою желтую штанину, которая весьма некрасиво задралась, но поправлять ее не стала. Пусть так! Чем хуже, тем лучше! Да, вот она такая: в пижаме, в халате, с красной рыбой на голове! В подметки не годится Диане! Хотя… еще неизвестно, в каких рыбах ходит дома Верховцева… Главное же – это вовсе не рыба… А что, может, взять да и сказать ему наконец правду! Ишь, пришел, чтобы с него грех сняли! А она не станет снимать!