Форрест Картер - Образование Маленького Дерева

Я рассказал ей, как все случилось, и сказал, что думаю, что во всем виноват я, потому что надо было смотреть по сторонам. Бабушка сказала, что никто не виноват — даже гремучая змея. Она сказала, что мы не должны ни кого-то винить, ни извлекать выгоду из того, что просто случилось. От чего мне стало легче. Но ненамного.

Дедушка заговорил. Он снова был маленьким мальчиком, он бродил по горам, и он рассказывал нам об этом. Бабушка сказала, это потому, что он вспоминает во сне. Он говорил, то замолкая, то начиная снова, всю ночь. Перед самым рассветом он умолк, и его дыхание стало глубоким и ровным. Я сказал бабушке, я не представляю себе никакой возможности на свете, чтобы теперь дедушка мог умереть. Она сказала, что он не умрет. И я уснул, свернувшись у него на плече.

Я проснулся с восходом солнца… едва первый свет показался на вершине горы. Вдруг дедушка проснулся и сел. Он посмотрел сверху вниз на меня, потом на бабушку. Он сказал:

— Не сойти мне с места, Бонни Би! Человеку нигде нельзя прилечь отдохнуть, чтобы ты его не выследила и не бросилась на него в чем мать родила!

Бабушка шлепнула дедушку и засмеялась. Она встала и надела юбку. Я понял, что теперь все будет хорошо. Дедушка не соглашался идти домой, пока не снял с гремучей змеи кожу. Он сказал, что бабушка сделает для меня пояс — из кожи этой змеи. Потом она так и сделала.

Мы собрались и пошли по Теснинам домой, и собаки побежали впереди. Дедушка был немного слаб в коленях и крепко обнимал бабушку — это, как я догадался, чтобы легче было идти. Я семенил задними по тропе, и мне было хорошо как никогда с тех пор, как я оказался в горах.

Хотя дедушка никогда впоследствии не упоминал о том, что поставил руку между мной и змеей, я догадался, что — после бабушки — дедушка любит * меня больше всех на свете… учитывая, скорее всего, даже Малыша Блю.

Той ночью, лежа рядом с дедушкой у ручья, я, кажется, удивился, когда выяснилось, что дедушка тоже когда-то был маленький. Но так оно и было.

Ночью память перенесла его в прошлое, и он снова был ребенком. В 1867 году дедушке было девять лет. Горы были его царством. Его мама, Алое Крыло, была чистокровной чероки, и он рос в свободе, как все дети чероки, и мог сколько угодно бродить по горам.

Местность была занята союзными солдатами, и ею правили политики. Дедушкин папа сражался на проигрывавшей стороне. У него были враги… так что он почти никогда не рисковал покидать горы. Если что-то нужно было в поселении, туда посылали дедушку, потому что на индейского мальчика никто не обращал внимания.

Во время одного из своих странствий, в глубине, между высокими горами, дедушка и обнаружил небольшую долину, сплошь поросшую сорняками и кустарником, увитым плющом. Дедушка заметил, что когда-то долину расчищали от деревьев и возделывали, но уже много лет как забросили.

На краю долины, у самых гор, стоял старый дом с покосившейся верандой и полуразвалившейся печной трубой. Поначалу дедушка не обратил на дом никакого внимания, но потом стал замечать в нем признаки жизни и понял, что дом обитаем. Он незаметно подобрался поближе, чтобы из-за кустов рассмотреть, кто в нем живет. Смотреть было почти не на что.

У них не было даже курицы, хотя кур держало большинство белых людей. Не было ни коровы, чтобы доить, ни мула, чтобы пахать. Не было ничего, кроме нескольких поломанных земледельческих инструментов, лежавших у старого сарая. Обитатели выглядели немногим лучше жилища.

Женщина показалась дедушке больной и изможденной. Двое ее детей были на вид еще хуже: маленькие девочки с лицами, как у старушек, и тонкими, как тростинки, ногами. Они были грязные, со слипшимися волосами.

В сарае жил старый негр. Он был лысый, если не считать белой бахромы вокруг головы. Дедушке показалось, что он вот-вот отдаст богу душу, потому что он шатался и едва переставлял ноги, согнувшись до самой земли.

Дедушка собрался было уйти, как вдруг увидел еще одного человека. Он был одет в остатки изорванной в клочья серой формы. Он был высокий, и у него была только одна нога. Он вышел из дома, ковыляя на обрубке ствола гикори, который был привязан к культе ремнем. Дедушка наблюдал, как одноногий и женщина идут к сараю. Они натянули на себя кожаную упряжь, и дедушка никак не мог взять в толк, что они собираются делать, пока не увидел, что они идут к заросшему полю перед домом.

Старый негр пошел за ними, спотыкаясь и волоча плуг. Они вышли в поле, впряглись в плуг и потащили его, согнувшись в три погибели, а старый негр пытался направлять плуг за ручки. Дедушка подумал, что они сошли с ума, потому что пытаются вместо мула тащить плуг. Но они его тащили. Не очень быстро — всего несколько шагов за один прием, — но они его тащили. Останавливались, потом начинали снова. Они почти не продвигались. Если старый негр нажимал на плуг, он слишком глубоко врезался в землю, и они не могли его сдвинуть с места. Тогда им приходилось пятиться, пока старый негр высвобождал плут, — падая и опять поднимаясь, — и пытался снова воткнуть его в землю. Плуг у них входил в землю слишком неглубоко, чтобы вспахать землю как следует. Дедушка подумал, что они никогда не вспашут это поле.

Вечером, когда он ушел, они все еще тащили по полю плуг. Он вернулся на следующее утро, чтобы посмотреть, что будет дальше. Они были уже в поле, когда дедушка занял свой наблюдательный пост. Они продвинулись так мало, что вспаханного участка не было даже видно за сорняками. Пока дедушка наблюдал, острие плуга зацепилось за корень, и старый негр упал на землю. Он долго стоял на четвереньках, прежде чем снова поднялся на ноги. Вот тогда-то дедушка и увидел союзных солдат.

Он отодвинулся в густые заросли папоротника, наблюдая за ними. Он не боялся союзного патруля.

Хотя дедушке было всего девять лет, он мог, как настоящий индеец, пройти прямо сквозь патруль так, чтобы его не увидели, и он это знал.

Патруль состоял человек из двенадцати, все верховые. Командовал высокий человек с желтыми полосами на рукавах. Они остановились поодаль, в сосновой роще, и некоторое время тоже наблюдали за пахарями. Потом они скрылись из виду.

Дедушка пошел к ручью, чтобы наловить рыбы, и вернулся со своим уловом поздно вечером. Они все еще пахали, но двигались так медленно и устало, что практически ползли. Потом ястребиные глаза дедушки увидели среди деревьев желтое пятно. Это был командир союзных солдат, стоявший в глубине сосновой рощи. Он был один, и он снова наблюдал. Дедушка скользнул на тропу, ведшую к дому.