Ирина Молчанова - Крылья для двоих

– Дуреха, это тут ни при чем!

Олеся оживилась.

– Тебя кто-то бросил?

– Бред больной фантазии моей сестры, – насмешливо улыбнулся Глеб. – Малышке даже невдомек, что можно огорчаться по какой-то иной причине. Что с нее взять, детский сад, штаны на лямках!

– Да не такая она и маленькая, как ты пытаешься нам тут втереть. – Олеся взглянула на девочку. – В каком ты классе?

– В шестом.

– Ну вот...

Артур не выдержал и поднялся.

– Нам, короче, пора, – перебил он девушку.

Ему показалось, что друг улыбнулся с благодарностью, поэтому пресек всякие возражения со стороны Олеси.

– Спасибо за чай и печенье, – не глядя на расстроенную сестру друга, сказал он, прежде чем выйти в коридор.

Катя вскочила.

– Я провожу! – Но брат грубо толкнул ее на табуретку и прошипел:

– Не зли меня лучше.

Дальше Артур слушать не стал. Он быстро оделся, распрощался с Глебом и утащил медлительную Олесю.

– Ну и псих! – были первые слова девушки, когда они вышли на улицу.

– Вообще-то Глеб мой лучший друг, – обиженно заметил Артур.

Олеся, точно не слыша его, пробормотала:

– Вот кто на тебя так плохо влияет. Нужно уже что-то с этим делать...

– О чем ты?

Она взглянула на него и недовольно поджала нижнюю губу.

– Не шаркай, Артур, это невыносимо!

– Хочу и шаркаю, – огрызнулся он, нарочно проводя подошвой кроссовки по асфальту.

Они медленно шли вдоль оживленного шоссе, Олеся висла у него на руке, болтала о школе, о подружках, а парень размышлял. Не о девушке рядом, не о друге и даже не о милой Кате – совсем о другой девушке, которая неожиданно за ничтожно короткий срок стала неотъемлемой частью его жизни.

– К тебе? – спросила Олеся, заглядывая ему в глаза.

– Не-ет... – он задумчиво посмотрел на нее, – у меня дела.

– Ночью? Какие?

– Ты меня контролируешь? – вопросом на вопрос ответил Артур.

Больше они не разговаривали. Она давала понять, что обиделась, а он – что ничего понимать не желает. Но ссоры, как ему втайне хотелось, не вышло. На прощанье Олеся долго его целовала, говорила о своих чувствах, планах на ближайшее будущее и вообще вела себя, как без пяти минут жена. Домой Артур брел подавленный и несчастный. И опять думал, но снова не о ней.

В подъезде не горел свет, он поднялся на лифте до двадцать второго этажа, подошел к двери квартиры и остановился. За спиной кто-то стоял. Артур медленно обернулся, в темноте послышалось тихое шуршание, и он почувствовал сладкий запах то ли жвачки, то ли конфет.

– Что ты тут делаешь?! – резче, чем хотел, воскликнул парень.

Катя, шурша юбкой, подошла к нему и попыталась обнять, но он отшатнулся.

– Как ты успела?

– Я дворами, – пробормотала девочка.

Он полез за ключами, открыл дверь и включил в прихожей свет.

Сестра друга была все в том же сиреневом платье, только сверху тонкую куртку накинула. Сейчас она ему показалась еще младше, чем когда поцеловала его на углу дома и скромно призналась в любви.

«Совсем ребенок, сущая девчушка...»

– Я ведь сказал тебе уже, – со вздохом произнес Артур.

Катя подняла на него глаза и попросила:

– Можно мне войти?

– Чё-ёрт... – снова вздохнул он и распахнул дверь пошире, жестом приглашая ее в квартиру.

Нежданная гостья сняла ботинки, прошла в большую кухню, соединенную с гостиной, и забралась на высокий табурет возле барной стойки.

– Тебе тут не одиноко? – спросила она после осмотра его жилища.

Артур остановился посреди кухни.

– Нормально. Батя раз в три месяца приезжает.

– Ты все сам, да?

Он не ответил, спросил:

– Зачем ты пришла?

Девочка мяла кружева на платье и молча созерцала свои колени. Наконец посмотрела на него:

– А ты любишь Олесю?

Стало ясно, что быстрого разговора не получится. Он обошел барную стойку и сел напротив гостьи.

Девочка не повернулась к нему, лишь посмотрела через плечо и повторила вопрос:

– Любишь?

Артур покачал головой.

– Да не люблю я никого! Неужели непонятно?

Теперь она повернулась, и голубые глаза удивленно распахнулись.

– А ты мог бы меня ждать? – выпалила она.

– Что делать?

– Ждать, – тише повторила Катя.

Она смотрела на него с такой надеждой, что ответ застрял у него в горле.

«Это же сестра Глеба... она еще маленькая, глупенькая, ей в куклы надо играть...» – твердил он себе.

Не помогало. Эта «маленькая» целовалась, как большая, и глупостей от нее он слышал в десять раз меньше, чем от своих ровесниц. А при взгляде на Катю в животе начинали летать перышки и щекотать его. Хотелось то ли чихнуть, то ли нервно почесаться, то ли поцеловать ее...

От мысли о последнем перышки исчезали – становилось дурно.

– Я не могу тебя ждать, – наконец, собравшись с силами, сказал Артур. – Тебе лучше уйти... герой твоих грез, к сожалению, не так благороден, как тебе кажется.

– Ты боишься меня полюбить?

Боялся он другого, но говорить об этом ей не собирался.

Катя спрыгнула с табурета, приблизилась к нему и обняла за талию.

– Артур, я буду делать все, как ты скажешь, никогда-никогда не стану с тобой спорить, могу приходить, убирать квартиру, еду готовить, ухаживать за тобой...

Это была первая и единственная сказанная ею глупость.

Каким бы привлекательным ни выглядело подобное предложение, не хватало главного – равенства. Ему частенько доводилось встречаться с девушками, которые хотели делать для него все, он же для них не стремился сделать даже приятную мелочь.

– Ценно лишь то, что достается нам с великим трудом, – проговорил он, глядя на ее длинные пушистые ресницы, касавшиеся его свитера. – Парням не нужно предлагать так много... Им трудно отказаться, но если кто-то согласится, ничего хорошего не выйдет.

– А ты не отказывайся! – крепче обнимая его, воскликнула девочка.

Артур вынул мобильник и, прежде чем набрать номер друга, сказал:

– Прости, не могу.

Катя заплакала.

День проносился за днем, облетала с кленов листва, все реже в небе виднелись стаи птиц, улетающих на юг. Зарядили дожди, зачастили ветра. Оля бродила по лужам и насаживала на острый кончик зонта красивые листья. Желтый, красный, оранжевый, черепаховый, большой, маленький, средний...

Скучное бесцветное небо смотрело в лужи по-зимнему холодно. Руки мерзли даже в перчатках, а изо рта шел пар. Девушка шла очень медленно, наслаждаясь каждым шагом, что приближал ее к скамейке... и к Нему.

Вчера они не виделись.

Он не пришел, и аллея впервые показалась ей пустой и невзрачной, точно багряная листва в один миг побледнела. В груди неугомонным зверьком скреблась тревога: «А вдруг он и сегодня не придет? Вдруг ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра... никогда больше?»