Фрэнсис Бернетт - Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)

— Хватит врать-то! — бросил Дик.

Маленький лорд несколько смутился, однако не отступил.

— Всем сначала кажется, что этого не может быть, — возразил он. — Мистер Хоббс решил, что мне солнце голову напекло. Я не думал, что меня все это обрадует, но теперь уже я немного привык и не возражаю. Теперешний граф — он мне приходится дедушкой — хочет, чтобы я делал все, что ни пожелаю. Дедушка очень добрый, и он настоящий граф; мистер Хэвишем передал мне от него кучу денег. Я принес вам деньги, чтобы вы выкупили дело у Джейка.

Впоследствии Дик так и поступил и стал полновластным хозяином дела, обзаведясь к тому же новыми щетками, замечательной вывеской и комбинезоном. Поверить в свою удачу ему оказалось не легче, чем торговке древнего происхождения; ему все казалось, что все это ему снится; он глядел на своего юного благодетеля и думал, что вот-вот проснется. Казалось, он никак не мог понять, что же с ним происходит, пока, наконец, Седрик не протянул ему руку.

— Прощайте, — сказал Седрик, и как ни старался он говорить с твердостью, голос его дрогнул и он заморгал. — Надеюсь, дела у вас пойдут хорошо. Мне жаль, что я от вас уезжаю, но, может, я вернусь, когда стану графом. Надеюсь, вы мне напишете — ведь мы всегда дружили. Если будете писать, то вот мой адрес. — И он подал ему листок бумаги. — Только теперь меня зовут не Седрик Эррол, а лорд Фаунтлерой. И… и… прощайте, Дик.

Дик тоже заморгал, ресницы у него увлажнились. Он был человек необразованный, вряд ли ему удалось бы, даже если бы он попытался, выразить свои чувства; может, поэтому он и не стал пытаться, а лишь моргал глазами и судорожно глотал, чувствуя, что к горлу у него подступает комок.

— Жаль, что ты уезжаешь, — проговорил он хрипло. И снова заморгал. Потом глянул на мистера Хэвишема и прикоснулся рукой к кепке.

— Спасибо, сэр, что привели его, и за все, что вы сделали. Он… он парнишка особенный, и я его всегда высоко держал. Уж до того он необычный парнишка… до того особенный…

Они ушли, а он все стоял и смотрел им растерянно вслед, не спуская глаз с маленькой фигурки, отважно шагающей рядом с высоким сухим адвокатом; горло ему сдавило, в глазах стояли слезы.

В оставшиеся до отплытия дни маленький лорд постарался провести как можно больше времени в лавке у мистера Хоббса. Мистер Хоббс был мрачен; его одолевала тоска. Когда Седрик торжественно вручил ему на прощанье золотые часы с цепочкой, мистер Хоббс не смог даже как следует поблагодарить его за подарок. Он положил футляр с часами к себе на колени и несколько раз громко высморкался.

— Там надпись, — сказал Седрик, — на крышке внутри. Я сам ее продиктовал. «Мистеру Хоббсу от самого старого его друга, лорда Фаунтлероя. Узнать решив, который час, меня вы вспомните тотчас». Я хочу, чтобы вы меня вспоминали.

Мистер Хоббс снова трубно высморкался.

— Я-то тебя не забуду, — произнес он с той же хрипотцой в голосе, что и Дик, — только и ты уж меня не забывай, когда будешь там жить с английскими аристократами.

— Я вас не забуду, где бы я ни был, — отвечал маленький лорд. — Самые счастливые часы я провел с вами; вернее, немало моих самых счастливых часов я провел с вами. Надеюсь, вы когда-нибудь приедете ко мне погостить. Дедушке это будет очень приятно, не сомневаюсь. Может быть, он вам пришлет письмо с приглашением, когда я расскажу ему о вас. Ведь… ведь это ничего, что он граф, правда? Я хочу сказать: если он вас пригласит, вы не откажетесь приехать только из-за того, что он граф?

— Я приеду с тобой повидаться, — великодушно обещал мистер Хоббс.

Итак, было решено, что если мистер Хоббс получит настоятельное приглашение от графа приехать и провести несколько месяцев в замке Доринкорт, он на время забудет о своих республиканских убеждениях и сложит чемодан.

Наконец все приготовления были закончены; настал день, когда сундуки отвезли на пароход; и в определенный час к дверям дома подкатила коляска. Странное ощущение одиночества охватило мальчика. Миссис Эррол заперлась в своей комнате; когда она спустилась вниз, ее большие глаза были мокрыми от слез, а губы дрожали. Седрик подошел к ней — она нагнулась и обняла его, и они поцеловали друг друга. Он знал, что им обоим грустно отчего-то, хоть и не понимал отчего; впрочем, он высказал одно предположение.

— Мы любили наш домик, правда, Дорогая? — спросил он. — Мы всегда будем любить его, да?

— Конечно, — сказала она тихо, — конечно, будем, милый. А потом они сели в коляску, и Седрик прижался к матери; она смотрела, обернувшись, назад, в окно, а он смотрел на нее и тихо гладил ее руку.

А потом, казалось, и минуты не прошло, как они очутились на пароходе. Вокруг царила страшная суматоха: к причалу подъезжали экипажи, и из них выходили пассажиры; пассажиры волновались из-за багажа, который еще не прибыл и мог вовсе опоздать; носильщики швыряли огромные сундуки и чемоданы на палубу и волокли их куда-то; матросы сновали взад-вперед и развертывали канаты; офицеры отдавали распоряжения; по трапу на пароход всходили дамы и господа и дети с нянюшками — одни шутили и смеялись, другие были печальны и молчаливы, кто-то плакал и смахивал слезы платком. Седрику все, куда ни посмотри, было интересно; он глядел на груды канатов и убранные паруса, на высокие-высокие мачты, которые, казалось, касались раскаленного синего неба; он уже начал строить планы, как поговорить с матросами и разузнать о пиратах.

Незадолго перед отплытием, когда он стоял на верхней палубе и, облокотясь о поручень, с удовольствием наблюдал за последними приготовлениями и шумной суетой матросов и грузчиков, внимание его вдруг привлекло какое-то движение в группе людей, стоявших неподалеку. Кто-то торопливо пробивался сквозь толпу. Какой-то молодой человек с чем-то красным в руках. Это был Дик! Тяжело дыша, он бросился к Седрику.

— Я всю дорогу бежал, — сказал он. — Я пришел тебя проводить. Дела у меня идут — лучше не бывает! Я из сегодняшней выручки тебе подарок купил. Наденешь его, когда попадешь к этим щеголям. Бумагу-то я внизу потерял, когда к тебе продирался. Меня наверх не хотели пускать. Это платок.

Дик выпалил все это одним духом. Зазвонил колокол — Седрик и слова не успел произнести, как тот бросился бежать.

— Прощай! — крикнул Дик. — Наденешь его, когда попадешь к этим щеголям!

И он умчался. Спустя несколько секунд Седрик с матерью увидели, как Дик пробрался сквозь толпу на нижней палубе — и сбежал на берег за миг до того, как убрали сходни. Ступив на землю, он остановился и взмахнул кепкой. Седрик развернул платок: он был алого шелка и украшен конскими подковами и головами.

Снасти натянулись, заскрипели, захлопали. Провожающие стали что-то кричать своим друзьям, а пассажиры закричали в ответ: