Коллектив Авторов - Ребятам о зверятах: Рассказы русских писателей

Льдина была покрыта искрящимся снегом. И на снегу, как на одеяле, лежал белёк – детеныш тюленя.

Тюлени оставляют своих малышей на льду, и только утром приплывает к бельку мать, покормит молоком и опять уплывает, а он весь день лежит на льдине, весь белый, мягкий, как плюшевый. И если бы не большие черные глаза, я его не заметил бы.

Положили белька на палубу и поплыли дальше.

Я принес ему бутылочку молока, но белёк пить не стал, а пополз к борту. Я оттащил его обратно, и вдруг из его глаз покатилась сначала одна слеза, потом вторая, и так и посыпали градом. Белёк молча плакал. Матросы зашумели и сказали, что надо скорее положить его на ту льдину. Пошли к капитану. Капитан поворчал-поворчал, но все же развернул корабль. Льды еще не сомкнулись, и по водяной дорожке мы пришли на старое место. Там белька снова положили на снежное одеяло, только на другую льдину. Он почти перестал плакать. Наш корабль поплыл дальше.

С улицы послышался крик, треск и хохот.

Я подбежал к окну и увидел, что около дома катается по земле клубок, из которого торчат хвосты и перья.

Дрались две сороки. Лупили друг друга крыльями, царапались и кричали. А третья сидела на крыше сарая и наблюдала.

– Вы что! – крикнул я в форточку. – Взбесились?!

Напугавшись, одна сорока сразу улетела на крышу сарая, а другая осталась лежать на земле.

Я вышел на улицу поглядеть – жива ли?

Приподнявшись, она недовольно зашипела – тебя, дескать, тут не хватало. Волоча крылья, кое-как проковыляла она по земле, с трудом поднялась в воздух и тоже села на крышу сарая.

Те две другие сразу закричали, застрекотали:

– Проваливай! Проваливай!

Побитая сорока пыталась объясниться, но ее и слушать не хотели – гнали прочь.

Тут я понял, что это два сорочьих жениха дрались из-за невесты и победитель прогонял теперь побежденного.

Чуть не плача, полетел неудачный жених к лесу и низко летел над землей, вот-вот собираясь опуститься.

Но над лесом сорочун повыше поднялся в небо, веселей замахал крыльями. Оглянувшись в последний раз, он застрекотал и полетел теперь совсем уж свободно и как будто даже радовался, что так получилось.

Меня не любят чайки.

Когда прохожу я по берегу озера – стараются уплыть подальше. А летят надо мной – кричат недовольно.

Когда-то, лет двадцать назад, на охоте я убил чайку. А зачем это сделал – сейчас и сам не пойму, дурак был. Чайки, видно, запомнили, что я дурак, и думают – до сих пор не изменился. Обидно мне стало, потому что, по-моему, я все-таки изменился.

Стал думать, а как другие-то птицы относятся ко мне.

Дятлы уважают, и я их тоже. Воробьи и синицы как будто относятся неплохо – зимой я подкармливаю их салом и коноплей.

Скворцы и ласточки-касатки, конечно, любят, потому что любят всех людей.

А чибисы?

Иду как-то по дороге, а на пашне – чибис.

Увидел меня и давай метаться, хлопать крыльями над головой, кричать.

«Что ж такое? – подумал я. – Неужто и он помнит про ту чайку?»

Когда я отошел подальше, чибис опустился на землю и пошел пешком по пашне к своим детям. Ему было наплевать на меня, только что прошедшего мимо.

Стрижонок вылупился из яичка в темной норке и удивленно пискнул. Ничего не было видно. Лишь далеко-далеко тускло мерцало пятнышко света. Стрижонок испугался этого света, плотнее приник к теплой и мягкой маме-стрижихе. Она прижала его крылышком к себе. Он задремал, угревшись под крылом. Где-то шел дождь, падали одна за другой капли. И стрижонку казалось, что это мама-стрижиха стучит клювом по скорлупке яйца. Она так же стучала, перед тем как выпустить его наружу.

Стрижонок проснулся оттого, что ему стало холодно. Он пошевелился и услышал, как вокруг него завозились и запищали голенькие стрижата, которых мама-стрижиха тоже выклевала из яиц.

А самой мамы не было.

– Скрип! – позвал ее стрижонок.

– Скрип! Скрип! Скрип! – повторили за ним братья и сестры.

Видно, всем понравилось, что они научились звать маму, и они громче и дружней запищали:

– Скрип! Скрип! Скрип!

И тут далекое пятнышко света потухло. Стрижата притихли.

– Скрип! – послышалось издалека.

«Так это же мама прилетела!» – догадались стрижата и запищали веселей.

Мама принесла в клюве капельку дождя и отдала ее Скрипу – первому стрижонку.

Какая это была вкусная капля! Стрижонок Скрип проглотил ее и пожалел, что капля такая маленькая.

– Скрип! – сказал он. Еще, мол, хочу.

– Скрип-скрип! – радостно ответила мама-стрижиха. Сейчас, дескать, сейчас.

И опять ее не стало. И опять стрижата тоскливо запищали. А первый стрижонок кричал громче всех. Ему очень уж понравилось, как мама-стрижиха поила его из клюва.

И когда снова закрылся свет вдали, он что было духу закричал:

– Скрип! – и даже полез навстречу маме. Но тут же был откинут крылом на место, да так бесцеремонно, что чуть было кверху лапками не опрокинулся. И каплю вторую мама-стрижиха отдала не ему, а другому стрижонку.

Обидно. Примолк стрижонок Скрип, рассердился на маму и братьев с сестренками, которые тоже, оказывается, хотели пить. Когда мама принесла мошку и отдала ее другому стрижонку, Скрип попытался отнять ее. Тогда мама-стрижиха так долбанула Скрипа клювом по голове, что у него пропала всякая охота отбирать еду у других.

Понял стрижонок, какая у них серьезная и строгая мама. Ее не разжалобишь писком.

Так начал жизнь в норке стрижонок Скрип вместе с братьями и сестрами.

Таких норок в глиняном берегу над рекой было очень много. В каждой норке жили стрижата, а точнее, ласточки-береговушки. И были у них папы и мамы. А вот у стрижонка Скрипа папы не было. Его сшибли из рогатки мальчишки. Он упал в воду, и его унесло куда-то. Конечно, стрижата не знали об этом.

Маме-стрижихе было очень тяжело одной прокормить детей. Но она была хорошая мать. С рассвета и до вечера носилась она над берегом и водой, схватывала на лету мошек, комариков, дождевые капли. Приносила их детям. А мальчишки, сидевшие с удочками на берегу, думали, что стрижиха и все стрижи играют над рекой.

Стрижонок Скрип подрос. У него появились перья, и ему все время хотелось есть. Иногда ему удавалось отобрать у братца или сестренки мошку, и тогда они жалобно и недовольно пищали. За это Скрипу попадало от мамы-стрижихи. Но ему так хотелось есть, так хотелось есть!

А еще ему хотелось выглянуть из норки и посмотреть, что же оно там такое, дальше этого пятнышка света, откуда мама-стрижиха приносит еду и ветреные запахи на крыльях.

Пополз стрижонок Скрип. И чем дальше он полз, перебирая слабыми лапками, тем больше и ярче делался свет.