Вероника Александрова - Мануш-Вартуш (повести и рассказы)

Рассказ

Уже стемнело. Мы шли домой, джурбай, Фатыма и я. Все трое молчали. Джурбай, конечно, не шёл сам. Фатыма несла его. Он сидел на жёрдочке, спрятав буро-розовый клюв под тёплое чёрное крыло. Мы старались идти ровно, чтобы не разбудить его. Я шагала рядом с Фатымой, размахивала руками, а иногда, будто нечаянно, касалась гладких прутьев клетки.

…Фатыма приехала в наш дачный посёлок в начале лета. Она гостила в соседнем доме, у тёти Наташи. Приехала она из Казахстана недели на две. Но жила уже третий месяц и вроде не собиралась уезжать.

Глаза и волосы у Фатымы были одинакового цвета: чёрные с сининкой. Лицо загорелое. Только на скулах светлые треугольники. А так девчонка как девчонка. Длинноногая, косастая. В прохладную погоду она надевала старую школьную форму. А в жару бегала в красном сарафане.

Только Фатыма как раз не бегала. Это только так говорится. Она двигалась всегда медленно, мелкими шажками, словно плыла с откинутой назад головой.

— Красивая походка! Точно кувшин на голове несёт! — восхищалась моя бабушка. — Вот бы тебе взять с неё пример. А то спотыкаешься на каждом шагу, будто у тебя обе ноги левые. И вообще, Лена, советую тебе подружиться с этой девочкой. Вежливая она такая… Обходительная.

А я терпеть не могу дружиться по чьему-нибудь совету. Дружба — ведь она всегда нечаянно получается. И хотя по соседству не было ни одной девчонки моего возраста — во всех домах или несмышлёные, плаксивые малыши, или совсем взрослые семиклассницы, которые перекидывали косу через плечо и шептали друг дружке на ухо какие-то тайны, — всё равно мне не хотелось дружить с Фатымой. Что ж из того, что мы обе перешли в шестой!

Фатыма заходила к нам на дачу почти каждый день. То взять для тёти Наташи вчерашнюю газету со смешным фельетоном, то узнать, почему не ходит молочница баба Полина. Едва открыв калитку, Фатыма здоровалась с Полканом.

— Здравствуй, товарищ собака! — говорила она вежливо. — Расскажи мне, пожалуйста, что ты видел сегодня во сне? А как тебе понравились косточки, которые прислала тётя Наташа?

Полкан припадал на передние лапы, взвизгивал я, чихая, приподнимал верхнюю губу и показывал жёлтые острые зубы. Так собаки улыбаются.

И мне тоже становилось смешно. Никто, кроме Фатымы, не принимал Полкана всерьёз. Ведь он был не настоящий, породистый пёс, а случайно приблудившаяся, некрасивая дворняжка с круглым хвостом и безо всякого характера.

А как Фатыма разговаривала с моим младшим братишкой, трёхлетним Димкой! Ну просто как с директором школы, честное слово.

Бабушка говорила, что Фатыма — человек деликатной души, а я считала, что она трусиха, и ничего больше. И Полкана боится, и Димку побаивается. А я всегда презирала трусов.

Как-то вечером тётя Наташа всё же уговорила меня поиграть с Фатымой в шашки. Мы уселись на терраске, и я с ходу выиграла три партии подряд. Фатыма играла в настоящие шашки, как в поддавки. Уж я ела, ела и даже устала есть её пешки.

— Учиться надо! — снисходительно сказала я Фатыме. — В кружок запишись. Вот у нас, в Доме пионеров…

— У нас тоже есть кружок в Доме пионеров, — тихо сказала Фатыма, — я там занималась. А под окном булькал арык. Зелёный, как трава…

— У нашей Фатымы — второй разряд по шашкам, — заметила тётя Наташа, — она даже чемпион своей школы.

Ох, до чего мне стало противно! Подлиза несчастная! Нарочно, значит, мне поддавалась, а я и поверила! У меня ведь не то что второго, никакошенького разряда нету. И когда я играю со старшим братом Валеркой, он всегда позволяет мне сразу поставить дамку и всё равно выигрывает.

Я почувствовала, как у меня делается узкое горло. Так всегда со мной бывает, когда я на что-нибудь очень обижусь и хочу высказать всё, что об этом думаю, а слова толкаются в горле и одно мешает другому выйти.

Я ничего не сказала, только смешала шашки и решила не обращать на Фатыму никакого внимания. И я, может быть, так никогда бы и не узнала, что она за человек, если бы нечаянно не подслушала у колодца разговор моей бабушки и тёти Наташи.

Тётя Наташа рассказывала, что Фатыма — дочка её институтской подруги, а подруга уехала в научную командировку за какими-то лечебными водорослями. Сначала думали, что командировка недолгая, а теперь Фатымина мать задерживается и неизвестно когда вырвется из этих водорослей. И, значит, неизвестно, сколько ещё Фатыме придётся прожить у тёти Наташи.

— Я боялась, что Фатыма будет очень скучать. Девочка ведь никогда раньше не уезжала из дому, — говорила тётя Наташа, — а она, представьте себе, и не вспоминает о своей матери.

Тётя Наташа ошибалась.

В тот же день, после обеда, Фатыма играла в саду с Димкой. От счастья, что с ним возится такая взрослая девочка, Димка сделался кисельного цвета и орал на весь посёлок. А я смотрела на них из окна. Вернее, не смотрела, а изредка взглядывала, чтобы они не вообразили, что меня интересуют всякие малышовые игры.

— У нас тоже есть кружок в Доме пионеров, — тихо сказала Фатыма.

Они строили высокую башню из кубиков. Осталось только поставить сверху прозрачную пирамидку, как вдруг Фатыма вскочила, толкнула Димку, опрокинула башню… Она ухитрялась всегда открывать нашу скрипучую калитку совершенно бесшумно. Но сейчас так рванула её, что калитка пронзительно ойкнула от удивления.

Фатыма помчалась по улице. Догнала какую-то незнакомую женщину. Молча загородила ей дорогу. Потом отступила и медленно пошла назад. Теперь она шла не как всегда, а тяжело, трудно, словно тапочки её были намазаны клеем и подошвы еле-еле отрывались от земли.

Фатыма вернулась к Димке, ревущему над развалинами башни.

— Прости, пожалуйста… — сказала она виновато. — Я думала… Мне показалось… Эта тётя немного похожа на мою маму.

Тут я поняла, что пора проявить чуткость. Я вышла из дому и хлопнула Фатыму по плечу.

— Выше нос, Фатымка! Приедет твоя мама, не думай. И вообще иногда даже лучше одной пожить. Нотаций никто не читает. Верно?

Фатыма резко сбросила мою руку со своего плеча. Громко произнесла какое-то длинное слово. Ушла на дачу к тёте Наташе и больше не вернулась.

И, только когда она ушла, я разобрала, что это было за слово:

— Несмейменяжалеть!

Я поняла, что Фатыма гордая. А я уважаю гордых людей. Вечером я сама пошла к ней, позвала её к себе и показала своих птиц. А я их не всякому показываю.

Птиц у меня было много. Целых семь клеток. В некоторых клетках птицы сидели по двое, а в большом позолоченном дворце с утра до вечера занимались гимнастикой четыре желтогрудых чижика.