Ольга Батлер - Последний Кот в сапогах

Было воскресенье. Из полуподвального окна раздавались крики: это Федора, как всегда по выходным, громко ругала своего непутевого мужа. Он, пьяный, бубнил что-то в ответ.

Молодые мамы сидели рядом с песочницей, присматривая за карапузами. Старики играли в домино. Среди них выделялся инвалид дядя Митя с браво закрученными кверху усами. Он потерял ногу на войне с Германией и теперь носил деревянный протез на шарнире.

Когда дядя Митя вставал и, опираясь на костыль, с трудом передвигался по двору, его искусственная нога скрипела: скик-крик, скик-крик. Все во дворе знали этот звук, его ни с чем нельзя было спутать.

Мальчишки любили слушать рассказы дяди Мити о войне и даже просили разрешения потрогать его необыкновенный протез. А он иногда поручал им купить ему на улице кваса или чего-нибудь съестного, и они сразу бежали в подворотню – гордые, что им доверены деньги.

Чаще всех рядом с инвалидом крутились главные дворовые хулиганы Санька Ферт и его младшие братья-близнецы Свист и Буза. У мальчиков, конечно, были человеческие имена. Глупыми воровскими кличками сыновей наградил отец, взяв их из фильма о беспризорниках. Эту троицу еще называли Федориным горем. Их мать Федора билась в одиночку и с ними, и с пьяницей-мужем, и с бедностью. Она без конца одалживала у соседей деньги.

Братья не хотели слушать никого на свете и уважали только дядю Митю. Втайне они мечтали пойти на войну и стать такими же героями, как он. Но сейчас дворовые хулиганы были заняты важным делом: они о чем-то сговаривались за поленницей с другими мальчишками, сбиваясь в стаю. Наверное, на войну с соседним двором собирались.

На лавке важно сидели куклы Наташа и Маша с белыми кудряшками. Они дожидались обеда. Их хозяйки, устроившись на разложенном на траве покрывале, играли в магазин. Девочки покупали другу друга продукты, чтобы приготовить этот самый кукольный обед, и взвешивали товар на игрушечных весах.

– Мне полкило песка, – тоном взрослой покупательницы просила Майя. – И литр молока.

– Сейчас сделаем, – так же солидно отвечала ей продавщица Таня.

Продукты были ненастоящие. Молоко – простая вода в бутыли с узким горлом. Сахарный песок – из дворовой песочницы. Майин братишка насыпал его в кузов игрушечного грузовика. Водитель Сергей Иванович серьезно относился к своей работе, он без опоздания продукты в магазин доставлял.

Подпевая патефону, Таня быстрыми движениями пристроила гирю на одну чашку весов, отсыпала товар на другую. Подождала, пока коромыслице перестанет колебаться, и добавила еще немного. Она хотела быть похожей на ловкую и всегда веселую продавщицу из булочной на углу Наличного переулка, куда они иногда ходили с мамой.

– Вот, пожалуйста, ровно полкило!

– Сколько я вам должна? – спросила Майя, прищурившись на солнце. Она держала наготове потрепанную дамскую сумочку со сломанным замком, там лежали игрушечные деньги – листья и маленькие камешки.

«Не все, что с колесиками, обязано ездить», – ворчал папа, занимаясь починкой.

Но сегодня он был в хорошем настроении и просто взял с Тани честное пионерское слово, что она больше не разрешит Сергею Ивановичу превращать его счетную доску в средство передвижения.

– Так… За песок – одиннадцать рублей, за молоко – пять рублей десять копеек. Итого с вас шестнадцать рублей десять копеек… Дама, только будьте любезны без сдачи: у меня мелочи совсем не осталось!

Потом девочки кормили кукол кашей. Сергей Иванович захотел им помочь и тоже поднес палочку к кукольным ртам.

– Там невидимая горчица.

– Сережа, куклы не хотят твою горчицу.

– Тогда дам им шоколада.

Он с лукавой гримасой задрал свою рубашку и показал большое родимое пятно на животе. Бабушка Манана, когда целовала внука в это коричневое пятно, говорила, что это у него шоколадка там спрятана.

По двору, пританцовывая под «Кукарачу», прогуливалась Люся Сахарная Головка. Ее прозвали так из-за головы, похожей на длинненький слиток сахара конусной формы. Говорили, что, когда Люся рождалась на свет, ее тянули за голову щипцами.

Таня представляла огромные сахарные щипцы. Разве можно так с младенцем обращаться? Вот и повредили Люсе голову. Дворовая дурочка часто городила чепуху, смеялась и плакала без причины. Но дети знали, что она никому не сделает ничего плохого. Сахарная Головка была доброй. Постояв рядом с женщинами, она направилась к Тане и Майке.

– Что едим? – спросила Люся. В ее волосах торчал белый цветок.

– Манную кашу, но это по-игрушечному, конечно. Не по-настоящему, – на всякий случай объяснили девочки.

– Я кашу всякую люблю. Манную, пшенную, из гречи… – перечисляя, Люся счастливо улыбалась щербатым ртом. А Сергей Иванович, которому надоело возить песок, громко зашептал сестре:

– Почему она Сахарная? Она что сладкая, как я?

Девчонки прыснули со смеху и виновато поглядели на Люсю: слышала или нет?

Сергей Иванович усадил пообедавших кукол в свой грузовичок, стал катать их по кругу, изображая звук мотора:

– Тыр-тыр-тыр!

Куклы тряслись в кузове, размахивая своими игрушечными руками-ногами, то и дело валились друг на дружку. Люся смеялась. Ей нравилось находиться с детьми, ведь она сама была вечным ребенком.

– Ой…

Дурочка вдруг спрятала свое лицо в ладонях. Отняв их, опять посмотрела на грузовик с куклами. Ее рот исказило горе.

– Ой… Страшно, как страшно… – запричитала она. – Ой, мамочки мои, что делается… Мертвые живым из кузова руками машут. Живые землю едят… Земля – еда, вода – молоко!

Испугавшись Люсиных криков, дети отбежали подальше. Сергей Иванович спрятался за сестру. А Сахарная Головка побрела в сторону подворотни, громко переживая свое страшное видение.

– Люди добрые… Беда, беда-то какая! Не хочу туда!

Дурочка ушла, остался только брошенный ею цветок. Но девочкам расхотелось играть в кукольные путешествия. И Сергей Иванович застыл с оттопыренной губой и полными слез глазами. Майя обняла брата.

– Не бойся, Люся всегда глупости говорит.

– Конечно, глупости! – Таня решила отвлечь мальчика. – Сережа, а давай весы проверим, точно ли они взвешивают.

Сразу передумав плакать, Сергей Иванович принялся грузить разнокалиберные гири в чашки весов. Таня присела рядом, объясняя мальчику, как их уравновесить.

Ей тоже было не по себе после Люсиной выходки: и что такое дурочке привиделось? Но она умела не расстраиваться из-за ерунды. Этому ее научила мама: «Если унываешь, подумай о трех вещах, которые могут тебя прямо сейчас обрадовать. Пусть это даже будут совсем маленькие вещи. Они перед тобой, просто ты их не ценишь, потому что привыкла к ним».

И Таня постаралась смотреть только на хорошее. Ведь его полно вокруг. Вот прямо сейчас: лето, родной двор, Майка рядом, игра. Считать можно и дальше!