Евгений Рудашевский - Куда уходит кумуткан. Брат мой Бзоу

Максим торопливо разжевал жвачку. Сделать это было непросто, так как она одеревенела на морозе. Похвастал перед Сашей новым вкладышем Turbo, затем старательно залепил жвачкой дверной глазок Арины Гарифовны.

Саша достал баллончик. Встряхнул его и большими белыми буквами вытянул на стене: «Саурон жив». Это лозунг «Минас Моргула», чьи приспешники писали его на асфальте, партах, тетрадях и в учебниках, за что не раз получали взбучку от учителей. Расчёт был точным.

Аюна тем временем вынула из кармана стеклянную банку. Замахнулась. Подмигнула Максиму и со всей силы бросила её в угол. Грохнуло так, будто столкнулись две машины. Осколки разлетелись по площадке. Эхо пролетело по подъезду.

Ребята замерли. Затаив дыхание, прислушались. Из квартиры Арины Гарифовны донеслись голоса, и тут же щёлкнул замок в двери. Ребята ломанулись вниз. Саша, проскользнув по лесенке и едва не упав, выронил баллончик. Подбирать его не было времени.

С топотом промчались по этажам. Замедлились только на ледяной корке первого этажа. Выскочили из подъезда. Кто-то должен был остаться под лестницей у Сёминой квартиры. Нужно было убедиться, что Арина Гарифовна пришла ругаться с его родителями. Аюна надеялась, что разъярённая учительница уведёт Сёму с его мамашей наверх, чтобы показать им место преступления. Оставаться в подъезде никто не хотел. Ещё в «Бурхане» решили, что выбор сделают по жребию, и теперь дрожащими руками под торопливое «комане-борбане эй-зи-ко!» выбросили два «колодца» и «ножницы». Проиграла Аюна.

– Чудненько, – прошептал Саша.

Аюна хотела что-то сказать ему в ответ, но вместо этого вздохнула и быстрым шагом вернулась в подъезд. Саша с Максимом перебежали в Вонючее ущелье, затаились там возле изгороди. К счастью, зимой ущелье было не таким уж вонючим.

Долго ждать не пришлось. Вскоре они увидели, как из-за угла машет Аюна.

– Сработало! – взволнованно прошептала она, когда Саша и Максим переметнулись к ней. – Даже лучше, чем хотели! Гарифовна полподъезда подняла и с криками примчалась к Цыдыповым. Уже перегрызлась с Гэрэлмой. Та говорит, Сёма в ванной лежал. А та говорит, значит, это его дружки, потому что такую дурость только они пишут. Сёму из ванной вытащили и поволокли наверх разглядывать пену.

– Чего мы ждём? – занервничал Саша.

– А ничего! – Аюна так развеселилась, что не стала ему грубить. – Побежали!

Как и предписывал утверждённый в «Бурхане» план, Саша встал в подъезде «на шухере» – заслышав, что Цыдыповы спускаются, он выскочит на улицу и предупредит друзей.

Максим с Аюной подошли к окну первого этажа. Форточка была открыта. Большего и не требовалось. Это прямой вход в комнату Сёмы.

– Сними пуховик, – прошептал Максим.

– Зачем? – удивилась Аюна.

– В форточку не пролезешь, да и порвёшься вся.

– И правда, – согласилась Аюна.

Сбросила куртку. Помедлив, стянула и свитер, отдала его Максиму. Осталась в красной футболке и синей поддёвке. Аюне сразу сделалось зябко. Приплясывая на месте, она вытащила из куртки короткий свёрток – весь обвязанный цветными нитками и верёвочками.

– Зя? – спросил Максим.

– Угу. – Аюна кивнула. – Давай!

Максим нагнулся, подставляя спину. Не успел спросить, сможет ли Аюна взобраться, как она вспрыгнула на него, словно кошка, заметившая поблизости собаку. Максим охнул. Упёрся руками в заиндевевший цоколь. Почувствовал, что упадёт, хотел сказать об этом, но тяжесть на спине вдруг пропала. Выпрямившись, он увидел, что Аюна стоит на внешнем подоконнике и обдирает с форточки комариную сетку.

– Ох и влетит нам, если что… – Максим качнул головой.

Зелёная сетка спикировала вниз, и Аюна стала подтягиваться, неловко скользя ботинками по стеклу.

Максим боязливо оглядывался по сторонам. Радовался, что сбоку их отчасти прикрывает балкон. Когда в следующий раз посмотрел на Аюну, она уже была внутри.

– Что там? – громко прошептал Максим.

– Тепло, – отозвалась Аюна.

– Спрятала?

– Тихо ты!

У Максима дрожали руки, он не знал, от чего больше – от страха, от холода или от любопытства. На мгновение он даже разозлился на друзей. Они-то спрятались, а он стоит тут на открытом месте, и его схватят в первую очередь. Чтобы унять дрожь, Максим дотянулся до наличника и, подтягиваясь на нём, стал прыгать на месте – так мимолётно заглядывал в окно и заодно согрелся.

Всё, что он видел в комнате, разбилось на отдельные картинки.

Вот Аюна шарит по столу Сёмы. Ищет какие-нибудь записи по штабу. «Может, у мордорцев есть своя карта. Интересно было бы взглянуть». Вот она распахнула шкаф. Опять что-то ищет. Кровать у Сёмы не заправлена, одеяло свешивается на пол. На полинявшем диване разбросаны картриджи от Sega.

Вот Аюна стоит посреди комнаты. Не знает, куда приткнуть зя. Максиму стало жаль Сёму. Теперь ночами с его потолка будет свисать мёртвая женщина. Но Аюна сказала, что они не увидят друг друга. Сёма чихнёт, если волосы духа прощекочут ему лицо, но не более того.

Вот Аюна опустилась на колени. Теперь её не видно, как ни прыгай. Максим запыхался. Стало жарко. Он подумал, что Аюна прячет зя под ковёр, и мысленно с ней согласился – хорошее место. Ещё можно прилепить за постером Demo. «Неужели Сёма слушает такую музыку? Хорош Саурон…»

Вот Аюна встала. Улыбается. Значит, спрятала.

Вот она идёт к окну.

Вот за ней открывается дверь.

За порогом, в коридоре, стоит мужчина в тельняшке и разношенных кальсонах. Это Чимит Сергеевич – отец Сёмы.

Аюна!

Максим повалился на снег. Вжался в стенку цоколя. Перед ним замерцали цветные искры. Сердце смёрзлось и глухими ударами колотилось в груди.

Услышал, как вскрикнула Аюна.

«Поймали! Нам конец!» – замельтешило в голове у Максима. Так и подмывало броситься прочь от подъезда, через весь Городок мчаться домой. Аюне всё равно не помочь, она погибла. Максим привстал, с надеждой посмотрел на Алькатрас и тут же осадил себя: «Нет! Никуда ты не побежишь». Максим знал, что никогда не простит себе бегства, но страх липкими пальцами выщупывал под рубашкой живот и подмышки. Неизвестно, чем бы закончились его терзания, но тут Максим услышал разговор:

– Юнка, ты, что ли?

– Я, дядя Чимит. Дядя Чимит, не держите меня, мы же только играем. Дядя Чимит…

– Да никто тебя не держит, чего пищишь-то? В форточку, что ли, залезла?

– Дядя Чимит, мы только играем.

– Мы? Ты что, не одна тут?

– Одна!

Максим не стерпел. Встал. Хотел подпрыгнуть – показать себя, крикнуть. Но так и не осмелился. Замерев, слушал.

– Дядя Чимит, пустите меня.

– Да господи, что ты заладила-то? Говорю же, не держит тебя никто. Ты, что ли, там с Сумбером стену разукрасила?

– Можно я пойду?

– Ну вы даёте, конечно. Стой! Опять в форточку? Давай уж через дверь. Убьёшься ещё.