Милдред Тэйлор - И грянул гром, услышь крик мой…

– Но тогда еще ни мой дедушка, ни старый мистер Джемисон не собирались их продавать, верно, Ба? Им было все равно, сколько денег за них предлагает мистер Грэйнджер, да? – Я была довольна, что знаю все подробности: Ба часто мне про это рассказывала.

– Что верно, то верно, – согласилась Ба. – Но когда мистер Джемисон в тысяча девятьсот восемнадцатом умер, главой семьи стал Уэйд, вот он-то и продал двести акров Полю Эдварду, а остальные Харлану Грэйнджеру, а семью перевез в Стробери. Вообще-то он запросто мог продать всю тысячу Грэйнджеру и получить денег еще больше, однако ж не сделал этого, вот… И потому у Харлана Грэйнджера до сего дня противу него камень за пазухой…

Мягкий шелест падающих листьев заставил Ба оторвать взгляд от пруда и посмотреть снова на деревья. Она задумчиво огляделась вокруг, и губы ее тронула нежная улыбка.

– Знаешь, – сказала она, – я посейчас словно вижу лицо моего Поля Эдварда в тот день, когда мистер Джемисон продал ему те двести акров. Он обнял меня, оглядел свой новый участок и сказал ну в точности те самые слова, каковые высказал, когда приобрел свои первые двести акров. Он сказал: «Душа моя, Кэролайн, будешь обрабатывать этот славный кусок земли вместе со мной?» – «Да», – сказала я, как и в тот раз.

Тут бабушка смолкла и стала разглаживать морщины на руке, словно хотела совсем загладить их. Я смотрела на пруд, гладкий блестящий, как серое зеркало, и ждала, пока Ба заговорит снова. В такие минуты – я знала – лучше сидеть и ждать, чем задавать навязчивые вопросы, которые могли еще досадить ей.

– Столько воды утекло с тех пор, – произнесла она наконец почти шепотом. – Работали мы не покладая рук. Сажали, снимали урожай. Без передышки… А и то, хорошее это было времечко. Мы были молодые, сильные, когда начинали-то. И любили работать. Я гордо могу сказать, что никто у нас никогда не ленился: ни мы с Полем, ни наши дети, которых мы так воспитали. У нас было шестеро таких хороших деток. Да вот девочек потеряли, когда они еще были малютки, хотя… Я так думаю, потому-то я и привязалась всей душой к твоей нежной, доброй маме… А мальчики росли крепкими и нашу землю любили не меньше меня или Поля Эдварда. Они уходили, но завсегда возвращались к ней.

Никогда ее не бросали.

Она покачала головой и вздохнула.

– А потом Митчела убили на войне, а Кевин утонул… – Тут голос ее совсем сник, но когда она заговорила снова, он уже звучал твердо и в глазах горела уверенность. – Теперь у меня всего и осталось мальчиков, что твой папа и дядя Хэммер, и эта земля такая же ихняя, как моя. Их кровь в этой земле. А этот Харлан Грэйнджер еще что-то толкует, мол, продай да продай. Он донимал Поля Эдварда с этим «продай», а ноне меня. Эх-ма! – Ба сердито хмыкнула. – Ничегошеньки он не знает про меня али про эту землю, коли думает, я продам ее.

Она снова замолчала.

Поднялся холодный ветер, пробиравший меня даже сквозь куртку, и я задрожала. Тут только Ба взглянула на меня в первый раз.

– Замерзла?

– Н-нет, Ба, – запинаясь, ответила я, но из лесу уходить не хотела.

– Ох, не обманешь меня, девочка! – потрепала она меня ласково. – А и все одно, пора нам возвращаться. Скоро и мама будет дома.

Я взяла ее за руку, и мы вместе покинули озеро Кэролайн.

…Сколько мы ни пытались отговорить Стейси, все равно, как только мама вернулась, он признался ей, что подрался с Т. Дж. в магазине Уоллеса, а мистер Моррисон разнял их. Чувствуя себя очень неловко, он стоял перед ней и выкладывал только то, что диктовала его честность. Он ни словом не обмолвился про то, что шпаргалки были не его, а Т. Дж., и про то, что с ним были еще и мы – Кристофер-Джон, Малыш и я. А когда мама задала ему прямой вопрос и он не мог на него честно ответить, он уставился себе на ноги и не стал отвечать. Во время этого интервью мы не могли спокойно усидеть на месте, и когда мама смотрела в нашу сторону, мы тут же отводили глаза, будто увидели что-то интересное.

Наконец убедившись, что она получила от Стейси всю информацию, какую хотела, мама повернулась к нам:

– Полагаю, вы трое тоже были в этом магазине, а? – Но мы не успели пробормотать свой ответ, она сама воскликнула: – Ну как же, конечно! – И, скрестив руки, с сердитым лицом, начала измерять пол ногами.

Она отругала нас здорово, но не выпорола. Нас рано отправили спать, но мы и не думали рассматривать это как наказание, наверное, и мама так не считала. Мы не понимали, каким чудом избежали порки. Это выяснилось в субботу. Мама проснулась до рассвета и посадила нас в фургон. По дороге – на юг, в сторону Смеллингс Крика, – она сказала:

– Там, куда мы едем, живет человек, который очень болен. Он даже не похож на всех других людей. Но я прошу вас, постарайтесь не пугаться, когда вы его увидите. Ведите себя естественно, как ни в чем не бывало.

Мы ехали почти два часа и только тогда свернули на глухую лесную тропу. Ну и растрясло нас на неровной дороге! Наконец мы въехали на расчищенное место, где стоял небольшой, серый от непогоды дом, за которым тянулись голые, заброшенные поля. Мама натянула вожжи и велела нам прыгать. Тут со скрипом осторожно приоткрылась входная дверь, однако никто не вышел. Мама сказала:

– Доброе утро, миссис Бэррис. Это я, Мэри Логан, жена Дэвида.

Тогда дверь широко распахнулась и появилась худенькая, беззубая старушка. Прижатая к боку левая рука ее как-то нелепо повисала, словно она когда-то давно сломала ее и ей как следует ее не выправили. И шла она, прихрамывая, однако широко улыбнулась, обняла здоровой правой рукой маму за плечи и прижала к себе.

– Добро пожаловать, доченька, голубушка ты наша! – обрадовалась она. – И подумать только, приехала повидать нас, стариков. Я вот говорю моему Сэму: «Как ты полагаешь, – говорю я, – кто там приехал повидать нас, стариков?» А это твои детки? Ну как же, ну как же. До чего ж хороши, спаси нас господь и помилуй!

Она каждого из нас обняла и проводила в дом.

Внутри было темно, лишь узкая полоска серого света проникала через приотворенную дверь. Мы со Стейси несли бидоны с молоком и с маслом, а Кристофер-Джон и Малыш каждый по банке тушеного мяса и консервированных бобов, которые готовили бабушка и мама. Миссис Бэррис приняла еду, и ее благодарности перемежались вопросами, как Ба, как папа и остальные. Она унесла еду, а потом выдвинула откуда-то из темноты табуреты и знаком пригласила нас сесть, потом удалилась в темный угол и сказала:

– Отец, как ты думаешь, кто пришел навестить нас?

В ответ раздалось что-то неразборчивое, какой-то хриплый гортанный голос, не похожий на человеческий. Однако миссис Бэррис, казалось, поняла и продолжала:

– Представляешь, миссис Логан со своими детками. Ну, разве не чудо? – Она взяла со стола простыню. – Просит сейчас накрыть его, а все время лежать накрывшись не может, не терпит, чтоб что-нибудь прикасалось к нему.