Милдред Тэйлор - И грянул гром, услышь крик мой…

– Если вы когда захотите сами сделать такой дом на дереве, только скажите мне, я вам обязательно помогу. Там так же прохладно, как…

Папа сидел на скамье в конюшне, неловко вытянув перед собой сломанную ногу, и чинил одну из уздечек Джека. Он сидел там с раннего утра, нахмурившись, так что глубокая морщина залегла на лбу, и спокойно чинил все, что требовалось починить. Мама велела не беспокоить его, и мы старались, сколько могли, держаться подальше от конюшни, но после обеда, само собой, все сошлись туда, чтобы доделать разные дела по хозяйству. Папа весь ушел в себя и поначалу не обращал на нас внимания, но потом поднял глаза и стал внимательно следить за нами.

Мы уже покончили со всеми делами, когда из Стробери вернулся мистер Моррисон, куда он ездил, чтобы внести августовский взнос по закладной. Он медленно вошел в конюшню и протянул папе конверт. Папа с недоумением поглядел на него и вскрыл. Читая письмо, он крепко стиснул зубы, а когда кончил, так стукнул кулаком по скамье, что мальчики и я побросали все дела, поняв, что стряслось что-то очень неприятное.

– Вам они тоже сказали? – спросил папа мистера Моррисона отрывисто и сердито.

Мистер Моррисон кивнул.

– Я пытался заставить их подождать, пока мы не соберем хлопок, но они заявили: раз должно, надо оплатить все немедленно. Это точные их слова.

– Все Харлан Грэйнджер, – спокойно сказал папа. Он протянул руку за своей палкой и поднялся. – Вы в силах поехать опять в Стробери… сегодня же вечером?

– Я-то могу, но не уверен, что старый мул сможет.

– Тогда запрягите Леди, – сказал папа, показывая на гнедую кобылу.

Потом повернулся и пошел к дому. Я с мальчиками – за ним, не совсем понимая, что происходит. Папа вошел в кухню, а мы остались на крыльце и смотрели внутрь через сетку на двери.

– Дэвид, что-нибудь стряслось, сынок?

– Банк опротестовал выплату. Я еду в Стробери.

– Опротестовал выплату? – переспросила Ба. – О господи, еще и это.

Мама внимательно посмотрела на папу, страх стоял в ее глазах.

– Ты едешь прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – сказал он, переходя из кухни в их комнату.

Мамин голос настиг его:

– Дэвид, ведь очень поздно. Банк уже закрыт. Ты все равно никого не застанешь до утра…

Папин ответ мы не расслышали, но мамин голос звучал теперь резче.

– Ты хочешь снова оказаться на этой дороге посреди ночи, и это после всего, что случилось? Тебе очень хочется, чтобы мы до смерти переволновались за тебя?

– Мэри, неужели ты не понимаешь, что они стараются отнять у нас землю? – сказал папа уже громче, и мы его услышали.

– А неужели ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы тебя убили?

Больше мы ничего не слышали. Но через несколько минут папа вышел и попросил мистера Моррисона распрячь Леди. Ехать в Стробери было решено завтра утром.

На другой день папа с мистером Моррисоном уехали раньше, чем я встала. Когда, уже к вечеру, они вернулись, папа устало опустился у кухонного стола на стул рядом с мистером Моррисоном и, проведя рукой по жестким волосам, сказал:

– Я говорил с Хэммером.

– Что ты ему сказал? – спросила мама.

– Только то, что опротестовали выплату. Он сказал, что достанет денег.

– Как?

– Это он не сказал, а я не спрашивал. Просто сказал, что достанет.

– Дэвид, а мистер Хиггинс, в банке, что он сказал? – спросила Ба.

– Сказал, что кредит нам закрыт.

– Мы ведь уже не задеваем интересы Уоллесов. – Мама была раздражена и рассержена. – Так что Харлану Грэйнджеру нечего…

– Детка, ты прекрасно знаешь, что есть чего, – сказал папа, обнимая ее. – Ему надо указать нам наше место в общем порядке вещей.

Ему позарез это нужно. А кроме того, он хочет отобрать нашу землю.

– Но, сынок, по этой закладной у нас еще есть в запасе четыре года.

Папа коротко рассмеялся.

– Мама, ты хочешь, чтобы я заявил это суду?

Ба вздохнула и положила свою руку на папину.

– А если Хэммер не достанет денег?

– Не беспокойся, мама. Мы не собираемся терять эту землю. Можешь поверить мне.

В третье воскресенье августа начался ежегодный праздник возрождения. К этому празднику относились очень серьезно, но это не мешало ему быть веселым; готовились к нему загодя, доставали с дальних полок горшки и сковородки, платье, переложенное шариками нафталина, помятые брюки из старых сундуков; люди съезжались со всей общины и из соседних общин, расположенных вдоль извилистой красной школьной дороги до самой церкви в Грэйт Фейс. Праздники продолжались семь дней, и все их ждали с нетерпением, потому что предполагались не только церковные службы, – это было единственное в году запланированное общественное событие, вносившее разнообразие в будничную скуку сельской жизни. Подростки открыто занимались ухаживанием, взрослые встречались с родственниками и друзьями, которых не видели с прошлогодней «большой встречи», а дети просто бегали на свободе.

На мой взгляд, лучшая часть праздника приходилась на первый день. После окончания первой из трех служб вся людская масса, теснившаяся в душной маленькой церкви, наконец выливалась на школьный двор, и женщины с гордостью выставляли свое угощение прямо в фургонах или на длинных столах, установленных вокруг церкви.

И начинался незабываемый пир.

Полные миски с ботвой молодой репы, черноглазые бобы с ветчиной, толстые ломти розового сала, жареные ребрышки, хрустящие подрумяненные цыплята и ломтики нежной бельчатины и крольчатины, слоеное печенье на пахте и маисовый хлеб с корочкой, большие куски пирога со сладким картофелем, сливочный кекс и прочее, и тому подобное, чего только душе угодно; даже если съестные запасы были истощены, все равно каждая семья находила, что выставить, и, когда прихожане переходили от стола к столу, трудности и заботы забывались хотя бы на этот день.

Мальчики и я только успели наполнить по первому разу свои тарелки и расположиться под старым деревом грецкого ореха, как Стейси вдруг поставил свою тарелку и поднялся.

– Что такое? – спросила я, набивая рот маисовым хлебом.

Стейси зажмурился от солнца.

– Посмотрите, вон человек на дороге.

Я улучила момент, чтобы взглянуть, не выпуская куриной ножки из рук.

– Ну и что?

– Он похож… дядя Хэммер! – закричал Стейси и бросился бежать.

Я, все еще сомневаясь, следила за ним, не собираясь оставлять свою тарелку, если только это и в самом деле не дядя Хэммер. Но когда Стейси добежал до человека и обнял его, я бросила тарелку и кинулась бегом через лужайку к дороге. Кристофер-Джон, не выпуская тарелки из рук, и Малыш побежали вслед за мной.

– Дядя Хэммер, а где ваша машина? – спросил Малыш, когда мы все по очереди обнялись с ним.

– Продал, – сказал он.