Лидия Чарская - Записки маленькой гимназистки. Повести

«Нюрочку! Пригласить Нюрочку! – обрадовалась я. – Как это не пришло мне в голову раньше! Как я могла забыть про нее!»

И тут же я попросила позвать к нам на вечер маленькую дочь Никифора Матвеевича.

– С удовольствием, девочка, – согласился дядя, который всегда был ласков со мною в память своей покойной сестры, то есть моей мамочки, – напиши письмо твоей подруге. Пусть приходит… Все пишите приглашения вашим друзьям, – обратился он к детям, – а я сам приглашу только одну-единственную гостью, а кого – не скажу… – заключил он с лукавым видом.

– Скажи, скажи, папочка! – облепили его со всех сторон Жюли, Жорж, Нина и Толя.

– Ну ладно, так и быть, скажу. Это дочь моего начальника, прелестная маленькая барышня, очень образованная и начитанная. Я бы хотел, чтобы вы подружились с ней. А теперь пустите меня. Надо ехать за покупками к балу. До свиданья! – И, перецеловав всех нас, дядя поспешил уйти.

Матильда Францевна принялась было снова за книгу, но никто не хотел знать, чем кончилась печальная повесть благонравного мальчика с шишкой на носу.

Жорж первый прервал чтение, вскричав:

– Могу себе представить эту дочь начальника: фря какая-нибудь! Говорит все время по-французски и ходит, как утка, переваливаясь на высоких каблуках. Остроумно!

– Ну, эта уж в тысячу раз лучше, нежели солдатская дочка! – протянула, презрительно сморщив носик, Ниночка.

– Очень приятно быть знакомою с дочерью какого-нибудь министра. А то вдруг – Ню-роч-ка! Мужицкое имя. Стыдно сказать!

– Нюрочка, Курочка, Подфуфырочка, не все ли равно! Я с мужичкой танцевать не стану. И Тольке не позволю! Да! – вскричал Жорж.

– А я буду! – неожиданно пропищал мой милый Пятница и торжествующе посмотрел на старшего брата.

– Молчи! Как ты смеешь! – рассердился Жорж. – Клоп, а еще разговаривает! Остроумно! Тоже! Молчать!

– Сам молчать!

Тут произошло нечто неожиданное. Жорж ударил Толю, Толя – Жоржа. И оба полетели со стула прямо под стол на ноги Баварии. У Баварии болели мозоли, она лечила их каждое утро какой-то жидкостью из зеленой баночки. Жорж ударился головой о мозоль Баварии, Бавария закричала от боли и расставила мальчиков по углам.

Жорж стоял в углу и злился. Толя вздыхал и тихонько ворчал себе под нос:

– Вот уеду на необитаемый остров, заведу себе козу и попугая, как Робинзон. Попугая выучу говорить: «Ревельская килька лечит мозоли». Ах, зачем я не Робинзон, а только Пятница.

Бедный Толя! Бедный Пятница!

Что это была за чудная красавица! Пышная, зеленокудрая, обвешанная золочеными украшениями и всевозможными безделушками.

Я смотрела на нарядную елку, и мне вспомнилась другая: далекая, скромная елочка, которую ежегодно добрая мамочка устраивала для меня. Ах, та елочка нравилась мне больше, гораздо больше этой пышной красавицы!

Я стою посреди гостиной, и в голове моей проносится знакомая, милая картина.

Рождественский сочельник… На дворе вьюга и метелица, а мы в теплой уютной комнате украшаем нашу елку. Мама в белом платье, такая нарядная, счастливая.

«Вот тебе от меня подарок, Ленуша!» – говорит она и подает мне сверток.

Я знаю, что это. Кукольный сервиз и настоящий самоварчик, который можно ставить. Я именно и хотела этого. Добрая мамочка, как она умеет угодить!..

И, углубившись в мечты, я совершенно забываю про окружающее…

– Вот она где! Очень любезно заставлять искать себя! – слышится вдруг подле меня голос Ниночки, который сразу будит меня.

И Нина, нарядная, хорошенькая и воздушная, влетает в залу.

За нею – ее подруги: Ивина, Мордвинова, Рош, Рохель.

Я точно просыпаюсь от сна… А какой это был сон! Дивный! Чудный!

– Гости уже собрались, а она еще и не думает одеваться! Разгуливает в своей черной ряске, точно монахиня! Изволь одеваться скорее! Из-за тебя опоздаем с танцами, гадкая Мокрица! – выходит из себя моя хорошенькая кузина.

– Что, как ты сказала? – слышится вокруг нас веселый хохот.

– Мокрица! Ах, как это верно! Она вечно хнычет, всегда! Мокрица и есть… Браво! Браво!

– Ступай одеваться! – крикнула Ниночка.

– Мне нечего одеваться. Ничего другого я не надену, – тихо, но твердо проговорила я. – Дядя позволил мне носить траур по мамочке целый год, и я ни за что не расстанусь с моим черным платьем.

– Да как же ты танцевать будешь в трауре? – сделала на меня большие глаза Женя Рош.

– Я и танцевать не буду!

– Ну, это уж дудки! Не смей портить нам праздника!

И прежде чем я успела опомниться, Женя бросилась к роялю, открыла крышку и заиграла очень шумную польку. Между тем высокая, сильная Мордвинова подхватила меня за талию и закружилась со мною по зале. Я напрасно отбивалась от нее: она была вдвое сильнее меня. Глядя на мои тщетные усилия освободиться, девочки помирали со смеху. Особенно хохотала Ниночка. Она даже на пол упала и не могла подняться, обессилев от хохота. В эту минуту в передней раздался звонок.

– Кто бы это мог быть? Верно, начальница! – разом сделавшись серьезной, произнесла Ниночка, вскакивая с полу.

– Кто, кто, какая начальница? – закидали ее вопросами девочки.

– Папиного начальника дочь. Очень важная барышня. Ее отец министр, кажется, или еще поважнее! – не без гордости произнесла Ниночка и окинула всех победоносным взглядом.

Девочки заохали и заволновались. Дочь министра! Ах, как это хорошо!.. И они будут танцевать с такой важной барышней!

– Ах, какая ты счастливица, Ниночка, что у тебя такая знатная подруга! – произнесла, блестя разгоревшимися глазками, хорошенькая Ивина.

Ниночка только кивнула, в то время как лицо ее приняло гордое и довольное выражение.

Но как раз в это время на пороге появился Жорж и крикнул мне:

– Ступай встречать свою гостью, Мокрица! Кондукторская дочка пришла!

Ах, что сделалось с Ниночкой! Она покраснела сначала, потом побледнела, потом все лицо ее пошло красными пятнами. Между тем лица остальных девочек так и засияли насмешливыми улыбками.

– Ай да Нина Иконина! – первая вскричала толстушка Рош. – Хвастунья, и больше ничего. Хороша дочка министра! Кондукторша! Вот так знакомство! Нечего сказать! Отличилась!

Ниночка, вся красная, оправдывалась, как могла: это не она виновата, а противная Мокрица, и кондукторская дочка не ее гостья, а Мокрицына. А дочка министра будет, непременно будет. Вот они все увидят. А с кондукторшей она и говорить не станет и мальчикам с ней не позволит танцевать. Так как она Мокрицына гостья, а не ее, Ниночки, то пусть Мокрица и возится с нею.

Ниночка говорила еще много-много, но я уже не слышала ничего – я стояла перед Нюрочкой в прихожей, помогала ей раздеваться и поминутно повторяла, стараясь скрыть от нее мое смущение: