Сания Шавалиева - Театр на коленке

– Пантелеймонова … – Марья Семеновна торцом карандаша стучит по столу.

Как-то незаметно я начинаю не только рассказывать, но и показывать какая Земля круглая, горы высокие, а горизонты далекие.

Марья Семеновна ставит пятерку и в сотый раз советует записаться в театральный кружок.

– У нас нет театрального кружка, – в сотый раз говорю я и возвращаюсь на место в «бальном платье».

– Все в твоих руках.

Я сидела за партой, за которой сидела уже пятый год, и на меня смотрели Марья Семеновна, доска с разводами мела, портрет Пушкина, затылок Супонина, Марушкина, круглый светильник, трещина на потолке и все то, что окружало меня каждый день.

«Они смотрели на меня, и все было в моих руках». Я, наверное, хотела этих слов. Напутствия, пожелания удачи, «пинка, в конце концов».

Марья Семеновна, перелистав страницы в журнале, остановилась на одной.

– Вот. Светлакова у тебя по географии три пятерки, а по физике ни одной… оценки. Давай-ка к доске.

…эй, какой театр? У нас свой театр! Кругоооом! от туманной мысли.

«Бальное платье» превратилось в школьную форму. Я кисло вернулась. Почему-то я знала, что сейчас получу два или, если Марья Семеновна сжалится, то три.

ЛЮБИМЫЙ ГЕРОЙ

Ровно три картинки я нарисовала для конкурса «Мой любимый герой», который придумала Марьям Федоровна, учительница литературы.

Я долго думала, кто мой любимый герой. Не придумала. Тогда я спросила Асю, кто мой любимый герой. Про «моих» она не знала, а про своего рассказала. Это был всадник из песни, название которой она не помнила.

– Голова обвязана, кровь на рукаве…– пропела она душевно.

А что, подумала я. Мне нравится. И я сразу представила зеленое поле, по нему скачет лошадь. В седле с трудом держится раненый. Вот-вот на землю упадет. Я нарисовала всадника с белой повязкой на голове. Лошадке я тоже нарисовала белую повязку – на голове и ноге.

Всадника рисовала с себя. Я встала перед зеркалом и два часа пыталась найти самую трагическую форму. Вот он склонился, сполз с лошади, упал. Я сползла с дивана. Лежала на ковре, подогнув ноги и корчась от боли.

– Что с тобой? – выглянула из комнаты Ася с годовалой Юлькой на руках.

– Я умираю, – простонала я и даже пару раз дернулась. Мне казалось, что именно так должен умирать всадник.

– Эй, эй, – Ася засуетилась, стала оглядываться.

Я приоткрыла глаза, громко застонала. Растерянность Аси меня порадовала. Значит, я хорошая актриса?

Ася упала передо мной на колени, посадила Юльку на пол, схватила меня за плечи.

– Светка!

Я со стоном открыла глаза:

– Я…

– Светка! Боже! Светка! Что с тобой?

От ее крика заплакала Юлька.

– Щас, щас, – стала набирать Ася номер Бориса.

А вот Борису звонить не надо. Он мой старший брат. От него влетит по-братски, без стеснений.

Я мгновенно выздоровела:

– Так умирает всадник.

– Какой всадник? – у Аси никак не получалось набрать номер. Руки тряслись и вдобавок Юлька опрокинулась на спину – головой об ковер на полу.

– Твой любимый герой из песни, – торопливо сказала я, стараясь успеть выложить информацию до первого крика Юльки. Юлька пока молчала, словно соображала как заорать – громко или во все горло?

Есть, наверное, еще доля секунды, чтобы похвастаться Асе своим шедевром.

– Ужас какой! – вздрогнула Ася, увидев красную реку, которая начиналась от груди всадника и, витиевато изгибаясь и расширяясь, проливалась за край бумаги.

Видимо, Юлька решила заорать во все горло, для этого она вдохнула полной грудью и широко раскрыла рот.

– Ты моя киса, – трясла Ася Юльку. От этого рев Юльки получался каким-то булькающим и прерывистым.

Я дождалась, пока Ася успокоит Юлькин рев до монотонного хныканья и спросила.

– Похоже?

– Ты уверена, что именно так надо? – Ася прижала Юльку к груди, словно пытаясь оградить от рисунка.

Мне понравилась ее реакция.

Значит, у меня получилось правдоподобно!

– Так жалостливее.

– Ты… это… выбери своего героя, – пробормотала Ася. – Ну, там, кого-нибудь из сказки. Помнишь, ты говорила, что тебе нравится Копатыч. Замуж за него хотела. – Я – замуж за Копатыча? Бред какой-то, – возмущалась я и смотрела, как Юлька тянется к хрустальным подвескам торшера. Я видела, но не думала, что так будет.

Юлька потянула, и торшер грохнулся. Хрустальные подвески брызнули по комнате, на диван, кресло. Юлька сидела на руках Аси и, вылупив глаза, держала подвеску. Через секунду она засмеялась. Громко!

Все-таки у Юльки какая-то заторможенная реакция.

Ася собирала стекло, подметала пол, а я думала над своим героем. Полистала книги, позвонила маме, Верке Сковородкиной. Маминого Тимура я уже рисовала, а Верка своего героя не выдала и вообще сказала, что такое задание для малышей она не собирается выполнять. Вот Верка всегда так, хочет – рисует, не хочет – не рисует. Я так не могу, я не такая смелая.

Тогда я решила просто: вот открою интернет и первое, что прочитаю, то и нарисую. Первыми попались новости: обрушилась крыша хлебозавода, прошел суд над Разгребовым.

– Ася, кто такой Разгребов?

Ася Разгребова знала и посоветовала мне поискать новости культуры.

В новостях культуры говорили о юбилее знаменитой балерины, показали сцену из спектакля «Лебединое озеро». Лебедь махала крыльями и умирала.

И я нарисовала большую сцену Большого театра. По краям ниспадающие бархатные кулисы, а в центре – умирающую лебедь.

Чтобы было жалостливо, чуть-чуть добавила густых красок.

И вновь Ася опупела от красной дорожки, которая начиналась от груди лебедя и протекала за край сцены.

– Светка, не тупи… – Ася сжала кулаки. – Нарисуй Машу.

Теперь я задумалась. Маша из мультсериала мне очень нравилась.

– А в какой серии она была раненая?

– Нарисуй про Золушку, – сквозь зубы посоветовала Ася

Я нарисовала Золушку со стрелой Амура в сердце. Теперь Ася смеялась.

Может, спросить у отца? «Времена меняются», – скорее всего, ответит он и уйдет в свою комнату, а я останусь в своем проходном зале.

В принципе, такое скупое внимание родителей, меня вполне устраивало, потому что у меня была Ася.

На конкурсе «Мой герой» было четыре Золушки, семь принцесс из диснеевского мультфильма «Холодное сердце». Была еще пара картинок, но этих героев я не знала.

ЧАПЛИН

Химичка заболела. И к нам в класс зашел Петр Семенович Чаплин и спокойно нам сообщил, что химию проведет он.

– Не, я так не договаривался, – сразу стал кривляться Супонин.

Петр Семенович Чаплин одернул свою спортивную куртку «Пормезон» и медленно произнес.

– Я Петр Семенович Чаплин, ученик десятого «А», проведу у вас химию. И если кто-то, – тут Петр медленно подошел к Супонину, нажал пальцем на затылок и стал давить, словно пытался проткнуть его пустую голову насквозь, – будет срывать мне урок, то останется после. А если будете сидеть тихо, то я не буду его грузить.