Елена Ильина - Четвертая высота. Это моя школа

– В школу… письмо, – чуть слышно произнесла Аня. – Подруге.

Няня осторожно поправила подушку под Аниной головой:

– В школу, деточка, писать нельзя. Эта болезнь прилипчивая. Заразиться могут подруги.

– И большие могут заразиться?

– Бывает, что и большие заражаются.

– Значит, и учительнице нельзя написать?

– Никому нельзя, – строго сказала няня. – А сюда – пожалуйста, сколько угодно.

«Сюда!.. – подумала с горечью Аня. – Станет ей Катя писать сюда после всего, что было!»

Ах, что же ей теперь делать? Что делать? Если бы она хоть пять минут могла поговорить с Катей, она бы все, все объяснила… Сказала бы, что у нее и тогда уже сильно болела голова и это, наверно, от болезни она была такая плохая. И Катя, конечно, все бы сразу поняла и перестала сердиться. Только бы пять минут!.. Так нет! Нельзя повидать Катю и на одну минуточку.

В письме так хорошо не напишешь, как на словах скажешь. Но все-таки хоть бы позволили записку написать! Да ведь не позволят. И просить-то даже нельзя: болезнь, говорят, прилипчивая… Что же делать? Маме сказать? Через стекло? Ничего она через стекло не разберет. Только будет кивать да говорить: «Хорошо, деточка! Лежи спокойно, деточка!» А разобрать – не разберет.

И, значит, все три месяца Катя так и будет думать про нее, что она скверная, злая, противная – самая плохая в классе. Будет так думать и разлюбит ее совсем. И все девочки разлюбят. И Людмила Федоровна, наверно…

Она всхлипнула, и слезы ручейками потекли у нее по щекам – в рот, в уши, за воротник больничной рубашки.

Во рту сделалось солоно и горько. Горячая наволочка под щекой смокла.

– Кто у нас тут плачет? – вдруг услышала Аня чей-то ласково-сердитый голос и увидела над собой тоненькую девушку в белой пышной косынке.

– Это – наша новенькая, – ответила за стеной девочка. – Тетя Муся, я к ней нянечку позвала.

Тетя Муся – это была медицинская сестра – осторожно вытерла полотенцем Анины глаза и щеки, перевернула подушку и сменила потеплевший и потяжелевший пузырь. Ане опять стало как-то прохладнее и легче.

Потом тетя Муся присела на табуреточку возле Аниной постели и стала говорить, что никто из детей не плачет, даже самые маленькие, и что скоро Аню переведут из бокса – так называются эти стеклянные комнатки – в общую палату. А там весело – ребята и в разные игры играют и книжки читают. И даже ходить им позволяют, как будто это и не больница вовсе, а детский санаторий.

Аня хотела было рассказать этой ласковой тете Мусе, что она не скучает и не боится, а плачет совсем из-за другого. Но у нее не было сил говорить, да и все равно тетя Муся не поняла бы, наверно, всего, что случилось. Она закрыла глаза. Пузырь со льдом так славно холодил лоб. Кругом было тихо, и Аня уснула под мерный, убаюкивающий голос тети Муси.

А утром, когда она проснулась, все эти стеклянные комнатки заливало веселое солнце. Из-за стеклянной стены смотрела на нее девочка – та самая, с обвязанной головой, – которой так хотелось вчера вечером поговорить с Аней.

– Тебе лучше? – спросила девочка. – Хочешь, я тебе книжку почитаю? Интересная!

Но Ане все еще трудно было не только разговаривать, но даже слушать. Ей хотелось лежать на спине и смотреть, как за окном кружатся на лету желтые сухие листья.

Засыпая и снова просыпаясь, она смутно, сквозь сон, чувствовала холодное стекло термометра у себя под мышкой. Чувствовала, как няня умывает ее, дает пить, и вдруг, совсем неожиданно, увидела перед собой высокого незнакомого человека в белом халате, белой полотняной шапочке и поняла, что это доктор. Рядом с ним стояла тетя Муся, и Аня сегодня как будто впервые увидела ее, хотя тетя Муся уже мерила ей рано утром температуру. Тетя Муся была беленькая, голубоглазая и такая молодая, что ее можно бы звать просто – Муся. Поодаль, у дверей, стояла та самая старушка няня, которая вчера раньше всех подошла к Аниной постели. В руках у нее была какая-то плетеная корзинка с пакетами.

– Ну-ка, стрижка-брижка, – весело сказал доктор, присаживаясь возле Ани, – как дела? Говорят, ты весь бокс слезами затопила. По маме скучаешь?

– Да нет… я не оттого, – шепотом сказала Аня.

– Отчего же?

Аня молчала.

– О школе она все беспокоится, – сказала негромко старушка няня. – Давеча даже письмо туда писать собиралась.

– Ишь ты какая! О школе скучаешь? Так вы, нянечка, отдайте ей поскорей посылку… Пусть поглядит. А я сюда еще зайду.

И доктор вышел из бокса, широко шагая своими длинными, журавлиными ногами. За ним почти побежала тетя Муся.

Старушка няня достала из корзинки аккуратно покрытую вощанкой пузатую баночку и поставила на столик возле постели:

– Это тебе от мамы. Яблочки. Печеные. А это – из школы.

И она положила на Анино одеяло небольшой пакетик.

Аня схватила его обеими руками. Ослабевшие от болезни пальцы не слушались. И няне пришлось самой развязать веревочку и развернуть бумагу.

Под бумагой оказалась небольшая картонная коробка и тщательно заклеенный конверт с надписью: «Ане Лебедевой в 4-е отделение». Буквы были продолговатые, стройные, слегка наклонные. Так красиво могла написать только Катя.

Аня тихонько засмеялась от радости. Осторожно, стараясь не повредить красивые, знакомые буквы, она распечатала конверт и развернула листок, вырванный из тетради в две линейки.

Развернула и стала читать.

«Дорогая, милая Анечка, – писала Катя, – мы все очень огорчились, когда узнали, что ты заболела, – и я, и Наташа, и Людмила Федоровна, и все девочки. Мы решили по очереди записывать для тебя уроки и, когда ты поправишься, поможем тебе догнать класс. Ни о чем не беспокойся – ты непременно догонишь. Только, пожалуйста, ни о чем не беспокойся! А куколку посылает тебе Наташа. Ее зовут Дюймовочка. Она уже один раз была в больнице, поэтому у нее есть халатик и косынка…»

Тут Аня не выдержала и открыла коробочку. В коробочке лежала крошечная целлулоидная куколка, одетая в белый халатик. Ее белокурая круглая головка была повязана марлевой косыночкой, такой же белой и легкой, как у тети Муси.

«Наташа посылает!.. Не обиделась на меня. И Катя не сердится, – с облегчением подумала Аня. – Какие же они все хорошие! И куколка до чего миленькая! В халатике!»

Она не успела вдосталь налюбоваться своей куколкой, как в дверях опять показался высокий доктор.

– Ну что? – спросил он Аню, слегка прищурив один глаз и как-то лукаво посматривая на нее. – Получила известия?

– Получила! – громко ответила Аня.

Ей стало сразу легко и весело. Она вынула куколку из коробки и протянула ему:

– Вот! Поглядите!

– О-о! – удивился доктор. – Медсестра в полной форме. И очень похожа на нашу тетю Мусю, только поменьше немножко.