Юлия Врубель - Мариванна, или Повесть о старом манекене. Сказка старого города

В те времена, когда тебя, юный читатель, ещё не было на свете, в городе Ленинграде, на набережной Обводного канала находилось знаменитое ателье для новобрачных. Теперь наш город называется Петербург, а ателье, увы, давно закрыто, но многие питерские старожилы вспоминают его до сих пор…

Впрочем, сказочное время особенное, и у него другие правила – когда захочешь, тогда и вернётся.

Высокое прямоугольное стекло витрины ателье смотрело прямо на Обводный, а за стеклом стояли манекены – три жениха и три невесты в нарядных костюмах и платьях – таких замечательных, что все прохожие, проходя мимо него, поворачивали головы к витрине, да так и шли – сталкиваясь друг с другом, вступая прямо в лужи, извиняясь и ругаясь – но как было отвести взгляд от чудесных новобрачных

Манекены очень гордились собой и своей работой, и даже поговаривают, что по ночам, когда на улицах зажигались фонари, а в окнах домов гаснул свет, манекены потихоньку выходили из-за витрины наружу и чинно прогуливались по набережной вдоль Обводного. Запоздалые прохожие с удивлением встречали трёх странных женихов, ведущих под руку невест к Варшавскому вокзалу – степенно и важно, не поворачивая головы. Их, вероятно, принимали за призраки несчастных влюблённых (должно быть, из прошлого века) или за собственные видения… Ведь чего только не привидится ночью в Старом Питере, где легенд наберётся на несколько сборников – было бы кому их собирать! Да, эти манекены очень гордились собой! Но, говоря по правде, Мариванна тоже не жаловалась на свою судьбу.

А Мариванна никогда не красовалась за витриной, мало того – даже в салоне ателье, перед глазами посетителей ей представать не полагалось. Стояла она в пошивочном цеху, в углу у стены, как самый рядовой портновский манекен.

Видели ли вы когда-нибудь рабочий портновский манекен? Этакую «чёрную тетю» – без рук, без ног, без головы, – женскую фигуру, обтянутую тёмной материей, на поролоне и полом деревянном основании, со стойкой-штырём вместо ног на подставке? Вот такою наша Мариванна и была. Без головы и ног, но, безусловно, дамой фигуристой и стройной – 46 размера, каковой и бывает у большинства счастливых заказчиц ателье для новобрачных.

В плечах Мариванны вечно торчали вколотые портновские булавки – ими к ней прикрепляли лекала и детали ещё не готового платья. На неё примеряли и наряды готовые. И когда очередная невеста с восторгом получала своё замечательное, для неё одной сотворённое платье, то откуда же ей было знать, что Мариванна, в сущности, его уже носила…

Лучшей подругой Мариванны была портниха Вера. В ателье Вера считалась замечательной портнихой – каждую вещь шила тщательно, так аккуратно и ровно накладывая строчки и обрабатывая края, что платья, сшитые ею, можно было надевать хоть наизнанку. Много раз она проверяла, как ляжет плечико, как встанет кокетка, будет ли пышным фонарик рукава, задерживаясь после рабочего дня, и Мариванна без устали подставляла ей свое тряпичное плечо.

Вера сшила свадебные платья десяткам, а может и сотням невест. А своего у неё не имелось. Ни одного. Потому что в жизни Веры никогда не было свадьбы. Портниха жила одна, и дома её никто не ждал. Правда, у Веры имелись подружки – такие же портные и закройщицы из ателье, симпатичные и славные, всегда спешившие – сначала на свидания, а после по домам, уже к семье. Иные, выйдя замуж и обзаведясь детьми, вообще уходили с работы и только изредка звонили Вере. И лишь Мариванна, родное плечо, всегда была на своем месте и никуда не спешила, сколько бы месяцев или лет ни прошло…

А времена, как им и положено, менялись. И вот, город снова стал Санкт-Петербургом, как в старые годы, – тогда, когда самой портнихи Веры ещё на свете не было. Изменились названия улиц, и сами улицы стали другими. Пропали знакомые Вере с детства уютные маленькие булочные, мороженицы, кафе-кондитерские, а на их месте возникли вывески с чужими, непонятными словами – «бутик», «супермаркет», «бистро»… Так однажды исчезло и ателье на Обводном, уступив своё место большому магазину, который, вероятно, находится там по сей день. Мимо него проходят люди, – спешат, торопятся, как прежде, по делам… А если кто по старой памяти окинет взглядом новые витрины – молча вздохнёт, да и ускорит шаг.

Ты спросишь – что же стало с теми манекенами, нашими знакомыми новобрачными с витрины ателье? Да вероятно то же, что бывает со старыми куклами, когда они становятся ненужными для своих выросших хозяев. И вообще – со всеми старыми, забытыми и оказавшимися бесполезными, вещами.

Но только Мариванну эта участь не постигла. Потому что она всё еще была вещью полезной и нужной!

Теперь Мариванна жила у Веры, Веры Петровны в коммунальной квартире на втором этаже старого дома на Московском проспекте. Вера Петровна иногда брала работу на дом, когда знакомые заказчики по старой памяти звонили ей. И тогда Мариванна, разумеется, с радостью подставляла ей свое неутомимое плечо. Однако звонков становилось всё меньше, и у пенсионерки Веры Петровны было всё больше и больше свободного времени.

Так она полюбила гулять днём по городу, а ещё ходить по бесплатному пенсионному билету в музеи, где не бывала, пожалуй, со школьных времен… А потом, вечерами, усевшись пить чай за столиком напротив Мариванны, негромко разговаривала с ней – вспоминала прошлое, рассуждала о настоящем. Только о будущем Вера теперь не загадывала, – то ли боялась, то ли совсем разучилась мечтать…

А как-то раз, в прекрасном расположении духа, Вера Петровна заявила:

– Слушай-ка, подруга Мариванна! Вроде дама ты солидная, в годах, а представительности никакой! Давай, дорогая, займемся твоим внешним видом. Как это сегодня называют? Имиджем!

И Вера Петровна достала из шкафа своё любимое выходное платье – вишнёвое, мягкого бархата, сшитое к какому-то из юбилеев подругами (и где они теперь?), но почти совершенно не ношенное. Да нет, увы, совсем не потому, что слишком берегла…

– Хорошо же тебе, Мариванна. С фигурой у тебя, как всегда, порядок полный! – бормотала Вера, натягивая платье на чёрный Мариваннин торс.

– « Эх, к такому платью бы да ещё бы голову!» – не обижайся, дорогая, это поэт сказал, Маяковский. А ведь, кстати, – голову! Голову!

Тут Вера Петровна, прищёлкнув пальцами, полезла на шкаф, где стояла покрытая пылью шляпная коробка.

– И как я сразу не додумалась! Ну, Мариванна, теперь держись!