Лев Николаевич Толстой - Рассказы о детях

Между тем Лидинька думала, думала да и започивала, и во сне ей всё снилась лавка с игрушками, и казалось ей, что кукла ложилась в кроватку и приседала, благодаря Лидиньку за такую хорошую кроватку; и снилось ей, что напёрсточек бегал по столу и сам вскакивал к ней на пальчик и что с ним и хроменький прыгал от радости, что Лидинька дала ему два гривенника.

Поутру Лидинька проснулась и стала просить горничную:

– Душенька, голубушка, сходи в гостиную, там дедушка на стол положил для меня два рубля серебряных. Они такие хорошенькие, новенькие, светленькие. Принеси мне на них полюбоваться.

Даша послушалась, пошла в гостиную и принесла оттуда рубль, который дедушка положил на столе.

Лидинька взяла рубль.

– Хорошо, – сказала она, – ну а другой-то где ж? Принеси и другой; мне хочется послушать, как они звенят друг об друга.

Даша отвечала, что на столе лежит только один рубль, а что другой, верно, украли.

– Да кто же украл? – спросила Лидинька.

Даша засмеялась.

– Воры ночью приходили да и украли его, – отвечала она.

Лидинька расплакалась и побежала к маменьке рассказывать про своё горе: как дедушка положил для неё два рубля на стол и как Даша говорит, что ночью воры приходили и один рубль украли.

Маменька позвала Дашу. О чём она говорила с Дашей, Лидинька не могла хорошенько понять, но, однако ж, заметила, что маменька говорила очень строго и винила Дашу, как будто Даша сама взяла. От этих слов Даша расплакалась.

Лидинька не знала, что и придумать.

Между тем пришёл учитель. Лидинька должна была отереть слёзы и приняться за ученье, но она была очень грустна. Между тем рубль положила опять на то же место, где положил его дедушка.

Когда кончилось ученье, Лидинька печально подошла к столу полюбоваться на свой оставшийся рублик и подумать, как растянуть его, чтобы достало его на напёрсток, хроменькому и на маленькую тяжёлую подушку, на которую бы можно было прикалывать работу, которая также очень нужна была для Лидиньки.

Лидинька подошла к столу и вскрикнула от радости: перед ней опять были оба рублика.

– Маменька, маменька! – закричала она. – Даша не виновата, мои оба рублика целы!

Маменька подошла к столу.

– Какая же ты глупая девочка, – сказала она. – Разве ты не видишь, что один рублик настоящий, а другой ты видишь в зеркале, как ты видишь себя, меня и всё, что есть в комнате. Ты не подумала об этом, а я тебе поверила и винила Дашу, что она украла.

Лидинька снова в слёзы, побежала скорее к Даше, бросилась к ней на шею и говорила ей:

– Даша, голубушка, я виновата, прости меня, я глупая девочка, наговорила маменьке вздор и подвела тебя под гнев! Прости меня, сделай милость!

С тех пор Лидинька больше не думала о рубле, а старалась прилежно учиться. Когда же встречалась с Дашей, то краснела от стыда.

Через месяц приехал дедушка и спросил:

– А что, Лидинька, заработала ли ты рубль?

Лидинька ничего не отвечала и потупила глазки, а маменька рассказала дедушке всё, что случилось с рублём.

Дедушка сказал:

– Ты хорошо училась и заработала свой рубль, он твой, бери его; а вот тебе и другой, который ты видела в зеркале.

– Нет, – отвечала Лидинька, – я этого рубля не сто́ю; я этим рублём обидела бедную Дашу.

– Всё равно, – отвечал дедушка, – и этот рубль твой.

Лидинька немножко подумала.

– Хорошо, – сказала она, запинаясь, – если рубль мой, то позвольте мне…

– Что? – сказал дедушка.

– Отдать его Даше, – отвечала Лидинька.

Дедушка поцеловал Лидиньку, а она опрометью побежала к Даше, отдала ей рубль и попросила разменять другой, чтобы снести два гривенника бедному хромому.

20 января

Я вчера так устала, что не могла приняться за перо, и потому решилась описать сегодня всё, что со мною вчера случилось. Не знаю, с чего начать, – так много я видела нового, прекрасного… Когда мы приехали к графине Воротынской, музыка уже играла. Про́пасть дам, кавалеров, все так нарядны; в комнатах так светло, всё блестит!..

Дожидаясь окончания танца, я села подле маленькой барышни, которая сидела в уголку, была одета очень просто, в белом кисейном платьице; на ней были поношенные перчатки. Она обошлась со мною очень ласково…

Призна́юсь, мне было немножко досадно, потому что танцы только начались и мне долго надобно было просидеть на одном месте; но моя подруга Таня, так её называли, была так мила, что я скоро позабыла об этой неприятности. Она мне рассказывала, как вырезывать картинки и наклеивать на дерево или на стекло, выклеивать ими внутри хрустальных чаш; как переводить живые цветы на бумагу, как срисовывать картинки; я не знаю, чего эта девочка не знает!.. Одним словом, время протекло с нею для меня незаметно, если бы не она, то я бы целые полчаса умирала со скуки.

Между тем танец кончился, и все мои маленькие приятельницы бросились обнимать меня, но я заметила, что многие из них не говорили ни слова с Таней и очень невежливо оборачивались к ней спиною. Это мне было очень неприятно, и я, со своей стороны, стала беспрестанно обращаться к Тане и с нею заговаривать.

Вдруг маленькая хозяйка дома, графиня Мими, схватила меня за руку и, сказав, что она хочет мне показать другие комнаты, увела меня от Тани. Когда мы отошли на несколько шагов, графиня Мими сказала мне: «Что вы всё говорите с этою девочкою? Пожалуйста, не дружитесь с нею!» – «Да почему же? – спросила я. – Она очень мила». – «Ах, как вам не стыдно! – сказала графиня Мими. – Мы с нею не говорим; я не знаю, зачем маменька позволила ей приехать к нам. Она дочь нашего учителя. Посмотрите, какие на ней чёрные перчатки, как башмаки дурно сидят; говорят, что она у своего папеньки ходит на кухню!»

Очень мне жаль было бедной Тани и хотелось мне за нее заступиться, но все мои маленькие приятельницы так захохотали, повторяя: «Ходит на кухню, кухарка, кухарка!», что я не имела духу вымолвить слова. Тут начались танцы; у меня сердце сжималось, слушая, как мои приятельницы смеялись над Таней и говорили: «Посмотрите, как танцует кухарка!»

Это дошло до того, что одна из моих маленьких приятельниц подошла к Тане и, насмешливо посмотрев на неё, сказала: «Ах, как от вас пахнет кухней!» – «Я удивляюсь этому, – очень просто отвечала Таня, – потому что платье, в котором я хожу на кухню, я оставила дома, а это у меня другое». – «Так вы ходите на кухню?» – закричали все с хохотом. «Да, – отвечала Таня, – а вы разве не ходите? Мой папенька говорит, что всякой девочке необходимо нужно приучаться к хозяйству». – «Да ведь мы и вы – совсем другое», – сказала одна из барышень. «Какая же между нами разница?» – спросила Таня. «О, пребольшая, – отвечала гордая барышня. – У вас отец – учитель, а у меня – генерал; вот, посмотрите: в больших эполетах, со звездою; ваш отец нанимается, а мой нанимает; понимаете ли вы это?» И с этими словами она оборотилась к Тане спиной.