Жаклин Уилсон - Девчонки гуляют допоздна

— Папа и Цинтия пошли в кафе, так что я здесь совсем один, — говорит Рассел. — Считается, что я делаю домашнее задание по математике…

А я до сих пор не сделала вчерашнюю математику! Придется снова списывать у Магды. А еще французский, его я тоже вчера не сделала…

— Но мне захотелось поболтать с тобой.

— Замечательно.

— Мне бы хотелось все еще быть с тобой в парке, Элли. Мне так нравится, когда мы с тобой вместе.

— Угу. И мне.

— Звучит не слишком убедительно!

— Мне сейчас не очень удобно разговаривать, — объясняю я.

Телефон стоит в гостиной. Папа смотрит на меня, ушки на макушке, и ловит каждое слово, хотя Моголь включил телевизор на полную громкость, так что я сама себя с трудом слышу. Даже Анна перестала ползать по ковру и наблюдает за мной, склонив голову набок.

— Не очень удобно? — переспрашивает Рассел. — А, ты хочешь сказать, что рядом с тобой Магда и Надин?

Мне не нравится его тон. А если бы ко мне действительно пришли Магда и Надин, что тогда?

— Не Магда и не Надин. Но Анна, папа и Моголь — все сидят в гостиной.

— Как, они все слышат?

— Вот именно.

— А ты не можешь перейти к другому телефону?

— У нас другого нет.

— Знаешь что, я отправлю тебе письмо по e-mail. Ты умеешь работать с электронной почтой?

— Рассел, мы здесь совершенно оторваны от мира. Папин старый «Эппл Макинтош» не способен подняться до таких высот, как электронная почта.

— Ладно. Знаю! Я напишу старомодное нежное любовное письмо, как тебе такой вариант?

— Замечательно.

— А ты мне напишешь?

— Ладно.

— А завтра обменяемся письмами? В «Макдоналдсе».

— Хорошо.

— Ну, тогда до встречи.

— Да.

— Значит, пока.

— Пока.

— Пока, Элли, было так здорово поболтать с тобой.

— И мне тоже.

— Ничего, что я позвонил?

— Нет, ни чуточки.

— Тогда до завтра?

— Да.

— Пока.

— Пока.

— Да положи ты наконец трубку! — говорит папа свистящим шепотом, но при этом улыбается.

Я кладу трубку и улыбаюсь ему в ответ. Я чувствую, как сияющая улыбка расползается по всему лицу.

— Я вижу, он настроен серьезно, — говорит Анна.

— М-м-м, — счастливо мычу я.

— Все-таки я этого не одобряю, — говорит папа, но всем очевидно, что на самом деле он не сердится.

Только Моголь недоволен.

— Мне не нравится твой новый друг, — заявляет он.

— Дурачок, ты же с ним незнаком. — Я подхватываю Моголя и переворачиваю его вниз головой.

Когда-то я трясла его, словно мешочек с горохом, но теперь приходится по-настоящему побороться. Моголь все такой же тощенький, но он быстро растет. Странно подумать, что когда-нибудь он, может быть, перерастет меня, и эти ручки-спичечки станут достаточно мощными, чтобы поднять меня в воздух и перевернуть вниз головой.

Я вдруг начинаю понимать, каково сейчас папе. Он так привык, что я — его смешная толстенькая малышка Элли. Ему, наверное, странно, что я уже встречаюсь с мальчиками.

— Не хочу я с ним знакомиться! — булькает Моголь, красный, как свекла. — Поставь меня на ноги, Элли! — Он отчаянно брыкается и вырывается.

— Элли! Его сейчас стошнит! — говорит Анна.

Я быстро ставлю Моголя на пол. Однажды его стошнило прямо на меня, и это было весьма малоприятно.

— Мне нравится Дэн, — говорит Моголь, вспомнив единственного другого моего знакомого мальчика.

Я говорю:

— Рассел в сто раз лучше Дэна.

— Значит, ты его любишь? — спрашивает Моголь, глядя на меня в упор. — Да? Почему ты такая красная, Элли?

Я спасаюсь бегством к себе в комнату. Пусть французский и история провалятся ко всем чертям! Я немножко беспокоюсь из-за Магды и Надин, но в основном я просто лежу на своей кровати и мечтаю о Расселе.

Люблю ли я его?

Наверное, люблю.

Люблю. Люблю. Люблю.

Я прихожу в школу как можно раньше. Жду Магду. Жду Надин.

А они приходят не рано. Обе являются совсем поздно, когда уже прозвенел звонок. Надин очень бледная, под глазами темные круги. У Магды горят щеки, она не может усидеть на месте. Ко всему прочему, она не сделала домашнее задание по математике, так что у нас у всех трех большие неприятности.

Нет никакой возможности обсудить вчерашний вечер под бдительным оком миссис Хендерсон, поэтому я передаю девочкам записки.

«Надин, что у тебя вышло с Лайамом??? Расскажи в подробностях!

Ты хоть в порядке? Не сердишься на меня? С любовью, Элли. Целую!!!»

«Магда, что у тебя вышло с мистером Виндзором??? Расскажи в подробностях! Ты хоть в порядке? Не сердишься на меня? С любовью, Элли. Целую!!!»

Пять долгих минут кажется, что ни та ни другая не собираются отвечать. Наконец Надин черкает мне записку своим любимым готическим шрифтом, а Магда строчит мелким округлым почерком.

«Элли, я бы тебя убила. Как ты только додумалась позвонить моей мамуле! Я на тебя ОЧЕНЬ СЕРДИТА. Не пишу ничего про Лайама. Вчера все было ужасно, я страшно расстроилась. Потом расскажу вам с Магдой. С любовью, Надин».

«Элли, я чуть с ума не сошла, пока оправдывалась перед мамой, и все из-за того, что ты сообразила мне позвонить. А мне было совсем не до того. Не спрашивай про мистера Виндзора. Это был ужас. Расскажу вам с Надин при первой возможности. С любовью, Магда».

У меня едва хватает сил дождаться перемены, когда мы можем наконец уединиться возле сборных сарайчиков.

— Магда! Что такое случилось вчера вечером?

— Надин! Что такое случилось вчера вечером?

— Рассказывай первая, Магда, — говорит Надин.

— Нет, сначала ты, — говорит Магда.

— Мне обязательно нужно было подойти к Лайаму, — начинает Надин и замечает, что я мотаю головой. — Не смотри на меня так, Элли. Нет, правда! Ты думаешь, я ненормальная, да?

— Да! Она свихнулась, правда, Магда?

— Не знаю. Может, это я свихнулась, — бормочет Магда.

— Так вот, я не свихнулась, — продолжает Надин. — Я больше не люблю Лайама. Я его ненавижу. Правда, когда я увидела его около школы, то невольно у меня появилось какое-то странное чувство, особенно когда я подумала, что он меня дожидается. Но когда я увидела его с этой малышкой из восьмого — ее зовут Вики, она такая несчастненькая, — тут уж я просто закипела от злости.

— Как он посмел так с тобой поступить, нарочно целоваться при тебе с этой малявкой! — возмущаюсь я.

— Как он смеет с ней так поступать! Ей ведь всего тринадцать лет. Он такой мерзкий! И еще обрадовался, когда я к нему подлетела. Так это посмотрел, мол, видишь, Надин, чего ты лишилась. Мне просто захотелось врезать ему как следует по тупой роже. Но я сделала по-другому — заговорила с Вики. Она подумала, что я хочу устроить скандал из ревности. Лайам попытался меня отогнать. Но я встала перед ними и все рассказала Вики про Лайама, про то, как он использует девчонок. Выложила все романтические нежности, которые он мне когда-то говорил — и, конечно же, выяснилось, что он ровно то же самое говорил ей, слово в слово. Тут уж она призадумалась, в ревности тут дело или нет. Я позвала ее пройтись и обо всем поговорить. Тогда Лайам страшно разъярился и стал говорить, что я просто ревную, потому что у меня с ним ничего не вышло. Сказал, что не дотронулся бы до меня, даже если бы я была единственной девчонкой в мире. Сказал, со мной обниматься — все равно что с мраморным столбом, такая я холодная, вялая и бесчувственная. Сказал, ни один парень не станет со мной целоваться, потому что я зануда.