Ирина Бабич - Как мы снимали кино

И всё-таки пришлось нам стать на этот путь. В одном дворе мы познакомились с девочкой, у которой жила белка. В другом — с мальчиком, владельцем роскошного, пепельного в чёрных разводах дога, по имени Норд. А ещё мы решили взять мою дочку Наташу с её крошечной болонкой Рикки.

— Может, повезёт, и ещё кто-то из ребят сам придёт, — сказала я.

Но нам не повезло: залитый июльским жарким солнцем дворик лечебницы был совершенно пуст. Только на крылечке, дожидаясь приёма, сидели два деда: один прижимал к груди огромного серого кроля, другой держал на ременном поводке белую козу с янтарными нахальными глазами.

Увидев нас, коза дёрнулась и угрожающе нагнула голову.

— Стой, Фенька! — крикнул старик и покрепче ухватился за поводок. — Стой, проклятущая!

От этого крика коза заплясала на месте и замекала.

— Носит тут всяких, — сказал дед с сердцем. — Ну, что в этом проку? — Он разгневанно ткнул пальцем в клетку с белочкой. — Рукавиц — и то не сработаешь. Баловство одно!

— Как — рукавиц? — испуганно спросила Зина, хозяйка белочки, и прижала клетку к себе. — Зачем?

— Зачем-зачем, — передразнил дед. — А лечить её зачем? Время тратить, лекарства разные. Иль вот эту… финтифлюшку, собачонку белую? Болеет — ну и пусть сдохнет.

— Извините, — дрожащим голосом сказала моя Наташа, подхватывая на руки свою «финтифлюшку». — Но лучше пусть вы сами…

— Наташа, — заорала я, — сядь на лавочку. И ты, Зиночка, сядь. И Саша с Нордом. А тут мы дедушку с кроликом посадим — посередине. А скраю — дедушку с козочкой. Вы не волнуйтесь, товарищи, дети пойдут к доктору после вас. Это — для кино.

Молчаливый дед с кроликом покорно уселся между Наташей и Зиной. Сердитый дед заворчал, но всё же пересел на край лавочки и даже подтянул к себе свою строптивую Феньку. А Нина схватилась за аппарат: и у Зины, и у Наташки после разговора с дедом были очень расстроенные лица, и вполне можно было подумать, что девочки переживают за своих больных питомцев. Наташа даже всхлипывала потихоньку, гладя своего ненаглядного Рикки. И только Саша сидел с гордым видом. Его собаку никто не мог назвать «финтифлюшкой».

Отсняв приёмный покой, мы вошли в кабинет. Там было трое в белых халатах: дежурный ветеринарный врач, сестра и студент-практикант. Они охотно согласились нам помочь, но, увидав Рикки, — беленького, лохматого, с чёрными блестящими глазами, стали смеяться и никак не могли принять серьёзный вид. Пришлось схитрить: сначала Нина сняла Рикки, сидящего на белой больничной табуретке; от жары он часто дышал, высунув розовый, загнутый кверху язычок, а получалось, будто он трусит и тяжело дышит от страха. Да и как не бояться: сразу после Рикки Нина сняла руки сестры, а в руках этих — огромный шприц. А потом она сняла Наташу, в ужасе закрывающую лицо руками. И тут всё тоже получилось хорошо, потому что при виде такого большого шприца даже взрослый человек ужаснулся бы, не то, что девятилетняя девочка. Но нам нужны были деловитые серьёзные лица врачей-ветеринаров, и чтобы они работали как обычно. А тут в кабинет входит напыжившийся от гордости Сашка, и рядом выступает его огромный красавец дог с горделиво поднятой головой и пружинистой походкой. У ветеринаров рты расплылись до ушей.

— Ай да пёс, — сказал врач и даже крякнул от удовольствия. — А голова-то, голова…

И вдруг взгляд его из восторженного стал каким-то цепким, сосредоточенным. И заговорил он совсем иначе:

— Подведи собаку поближе. Возьми её за голову — вот так, чтобы я видел глаза. Да ведь тут настоящее воспаление век! Сестра!

Всё мгновенно переменилось. Сестра встала к столику с инструментами и лекарствами. Студент-практикант, схватив широкий бинт, стал показывать совершенно ошарашенному Сашке, как сделать мягкую петлю и накинуть её Норду на пасть, чтобы не укусил. А врач, тщательно намыливая руки, говорил коротко и отрывисто:

— Петля надета? Собаку на стол. Как же это, мальчик? За собакой следить надо. Давно у него веки покраснели? Не знаешь? А что же ты о своей собаке знаешь?

Никто не обращал внимания на Нину с её стрекочущей кинокамерой. Врач и студент осматривали глаза Норда, распростёртого на белом столе. Сестра подавала им то пинцет, то ватку, то пипетку с каплями.

А сбоку стоял потрясённый Сашка. Мелкие капельки пота выступили на его висках, рот был приоткрыт, губы пересохли. А глаза… глаза были совсем отчаянные, полные тревоги, страха и нежности. Он поглаживал могучего пса по вздрагивающей гладкой спине и тихо-тихо бормотал:

— Норд! Ты не бойся, Норд! Ты только не бойся…

Бэр жил в центре нашего города и был в некотором роде его достопримечательностью. Его называли « та собака». Действительно, не заметить Бэра или, увидев его хоть раз, не запомнить навсегда, было невозможно. Большой, как и все ньюфаундленды, но какой-то удивительно грациозный, он солидно вышагивал рядом с хозяином или хозяйкой по улице. Тяжёлая барская шуба лежала чёрными глянцевыми волнами, медленно покачивался роскошный хвост, пушистое жабо с белой звёздочкой в центре красовалось на обширной груди. А клыки были такие громадные, что стоило псу чуточку показать их — и любой храбрец сникал. Но замечательнее всего были его глаза, даже не глаза, а взгляд — умный, проницательный и до того человечий, что становилось как-то неловко. И вспоминалась сказка про злую волшебницу, заколдовавшую прекрасного принца…

Познакомилась я с Бэром совершенно случайно. Московские друзья попросили передать письмо и посылочку, и я отправилась выполнять их поручение. Подошла к дому, указанному на конверте, и сразу вспомнила — здесь живёт та собака.

Поднялась на пятый этаж. Позвонила.

Открыла мне хозяйка Бэра. Или хозяин. Я не заметила. Потому что в дверях стоял Бэр. Он не лаял и не крутился, как все домашние собаки при виде незнакомого человека. Он спокойно стоял и смотрел, оценивая — можно впустить меня в дом или нет, хороший я человек или плохой. И я до сих пор вспоминаю, как он с достоинством посторонился, будто приглашая меня войти.

Боюсь, что тогда я произвела на хозяев Бэра странное впечатление: отвечала невпопад, замолкала на полуслове… Но как же тут не замолкать, если рядом сидит пёс, голова которого возвышается почти на уровне твоей головы, и смотрит так, будто понимает каждое слово.

Я всё время помнила о Бэре. И когда начала писать сценарий, сразу решила: Бэр будет играть главную роль. Он будет заканчивать фильм. Я представила себе такую картину: где-то, пусть даже в обычном скверике, встречаются огромная, такая страшная с виду собака и очень маленький ребёнок. Встречаются и знакомятся. Малыш гладит пса, теребит его шерсть, а мудрое животное терпеливо и спокойно сносит всё это: ведь ни одна собака не обидит крошечное беспомощное существо. И потом, под задумчивую и светлую музыку, они уйдут вместе из сада — человек и собака, уйдут рядышком, как добрые и верные друзья.