Вера и Марина Воробей - Не надо меня прощать

И поскольку Лу и Черепашка молчали и с тревогой всматривались в Зоино сильно побледневшее лицо, она сама попросила:

– Девочки, вы не бойтесь… говорите, я все выслушаю спокойно. Я же сильная… Во всяком случае, должна быть сильной.

Шел уже третий час, как они сидели в кафе. Девушки не замечали ни увеличившегося количества посетителей, ни наступающих сумерек, ничего. И уж куда им было заметить Свету Тополян, которая, проходя мимо огромного окна «Макдоналдса», вдруг увидела знакомые лица одноклассниц.

Зоя и правда слушала не перебивая. Она даже не плакала. Ее глаза были абсолютно сухими. Даже можно было предположить, что не так уж она и опечалена гнусным поступком Фишкина. Но все это было лишь внешними проявлениями. Внутри же у Зои клокотали горечь и обида – она чувствовала себя просто раздавленной.

Лу и Черепашка подробно рассказали ей, как Фишкин всучил им блокнот, как хвастался, как ухмылялся Ермолаев, наблюдая издали, и как Лу нечаянно прочла ее стихи…

– А тебе стихи понравились? – задала неожиданный в такой ситуации вопрос Зоя.

– Понравились! – Лу энергично кивнула головой. – Конечно, заметно, что ты не совсем владеешь некоторыми поэтическими правилами, но… ты молодец, сто пудов! Я это говорю без всякой лести. Что думаю, то и…

– Вот вы где! Вы, что же, и дома еще не были? – послышался над головами девушек знакомый голос Тополян. – А я в поликлинику бегала, иду обратно, вижу – вы сидите. Не против, если я присяду?

Черепашка неопределенно пожала плечами, но Зоя махнула рукой, показывая на соседний стул:

– Падай сюда. Знаешь, Свет, а ведь ты была права… тогда.

– Это в чем я была права и когда «тогда»? – напряженно сощурилась Тополян.

– Ну, помнишь, когда ты про… Вадика мне рассказывала? Только я все равно его люблю. Ведь любят не за что-то, а бывает, что вопреки. Ну не могу я так вот сразу взять и разлюбить, не получается. Да если честно, я и не стараюсь.

– Что-то я никак не соображу, что у вас тут происходит? Бедному Фишке кости перемываете? – Тополян криво усмехнулась. – А это что? – Она протянула руку к блокноту, который так и остался лежать на столе.

Но Лу быстрым движением подтолкнула его к Зое:

– Возьми, спрячь и не давай никому. Поняла? Ни-ко-му! – не обращая внимания на Тополян, Лу продолжила назидательным тоном: – И скажи, пожалуйста, у тебя крыша совсем съехала или есть надежда, что она встанет на место? Ты понимаешь, что его поступку есть совершенно определенное название? Подлость это называется, вот как. И есть вещи, которые нельзя прощать никому и ни при каких обстоятельствах! Даже самому близкому и самому разлюбимому! Че, а ты что скажешь, а?

Черепашка, молчавшая все это время, задумчиво выковыривала из булочки маленькие кусочки: глазки, носик и кусочек побольше – ротик. Получилась забавная мордочка.

– Я… я не знаю… Я бы не стала столь категорично высказываться, как Лу… Мне кажется, что многое простить можно, но только человеку, который совершил что-то плохое по глупости, например, или из слабости… да даже если из трусости. Что с того? Но ведь Фишка-то не глупый и не слабый! Я уверена, что он так поступил по циничному расчету, и все! Чтобы перед Лу выпендриться. Чтобы другие завидовали. А на Зоины чувства ему наплевать, уж извини… – Люся сочувственно взглянула на Зою.

– Да что он сделал-то, вы скажете наконец? – возмутилась ничего не понимающая Тополян.

Она, конечно, догадалась уже, что Фишкин успел что-то учудить, но вот что именно, взять в толк никак не могла.

Ответом Тополян было молчание. Но ее это не смутило – она продолжала сидеть, с любопытством переводя взгляд с одной девушки на другую. И что удивительно, при этом совершенно не чувствовала себя лишней.

Когда доводы Лу и Черепашки иссякли, повисла пауза. Зоя подняла глаза на подруг и сказала неожиданно твердым голосом:

– Знаете, я думаю, что каждый человек достоин того, чтобы его любили. Независимо от его характера, недостатков или пороков. Я вот, когда читаю в газетах про всяких маньяков и убийц, всегда думаю, что ведь и их тоже кто-то любит. Несмотря ни на что, понимаете? И правильно. Так и должно быть среди людей… Да, Вадик такой – эгоистичный, грубый, даже агрессивный бывает… Думаете, я этого не вижу? Ну и что? А этот его поступок… ну, с моими стихами… – Зоя запнулась, но ненадолго. Через секунду она заговорила с еще большим жаром: – Да, это подло, низко, как угодно можно назвать поступок Вадима, и не думайте, что я этого не понимаю. Но любовь способна простить абсолютно все, даже самое-самое страшное! Иначе это уже не любовь, а сделка. Я, мол, тебя люблю, пока ты хороший… Ах, так ты оказался плохим?! Ну, тогда я тебя уже не люблю. Мне кажется, что это полный бред, девочки. Любовь – только потому и любовь, что она безусловна и бескорыстна . А если она ставит какие-то условия и преследует какие-то цели, пусть даже самые благородные, то это уже не любовь… Любовь не привязана ни к чему, потому и совершенно свободна. Она или есть, или ее нет. И по-другому просто быть не может.

Высказавшись, Зоя словно выдохлась. Теперь она уткнулась взглядом в почти опустевший поднос, стараясь привести в норму сбившееся дыхание.

– Слушай, а ты, случайно, не сектантка? – Потрясенная Зоиной речью Лу смотрела на нее широко открытыми глазами.

– Ты что, офонарела? – Черепашка возмущенно пихнула подругу в бок.

– Да ладно, я не обиделась. Нет, ни к каким сектам я отношения не имею. Но в Бога верю, хотя в церковь хожу редко и то больше поглазеть, – смущенно улыбнулась Зоя.

– Слышь, а что ты там делаешь, ну, в церкви? – снова встряла Тополян.

– Да просто хожу, на людей смотрю, на иконы… Иногда службу слушаю, очень красиво хор поет, ну, и свечки иногда ставлю, если болеет кто-нибудь или неприятности…

– И что, помогает? – не унималась Тополян.

– Знаешь, помогает. Там энергетика очень сильная, выходишь каким-то успокоенным, обновленным и чувствуешь, что все-все сможешь пережить! – без тени высокомерия поделилась своими ощущениями Зоя.

– Ладно… Что дальше делать-то будешь, а? – резко сменила тему Черепашка, возвращая Зою с небес на землю.

На улице было уже совсем темно. Все понимали, что вечер откровений неизбежно подходит к завершению.

– Что делать? – пожала плечами Зоя. – Жить дальше… и продолжать любить.

– Я вообще не понимаю, из-за чего вы тут паритесь? – Тополян явно не в силах была оставаться в тени. – Не знаю уж, что Фишка Зойке сделал, но я-то точно знаю, что она ему нравится! И даже очень!

Если бы к их столику подошла ярко-зеленая лошадь и попросила закурить на чистом английском языке, то она бы произвела меньший эффект, чем это сделали слова Тополян.

– С чего ты взяла? – плохо справляясь с нахлынувшим волнением, пролепетала Зоя; щеки ее моментально вспыхнули.