Вера и Марина Воробей - Вечер открытых сердец

Черепашка шагала по улице, размахивая розами цвета бордо. Букет преподнес ей один из тайных поклонников. Имени его Люся не знала. Парень подкараулил ее около подъезда, всучил букет и убежал. Не сказать, чтобы Люся относилась к таким сюрпризам как к должному – не так уж и часто ей дарили цветы, – но и особого восторга по этому поводу не испытывала. Хотя, если честно, такие вот маленькие радости, свидетельствовавшие о том, что она кому-то нравится, неизменно поднимали ей настроение. Можно было, конечно, вернуться домой, поставить цветы в вазу, но почему-то Черепашка решила не делать этого и отправилась в булочную с букетом, обернутым в золотистый, приятно шелестящий целлофан.

Уже у самого входа в магазин ее кто-то окликнул. Черепашка обернулась и, увидев коротко стриженного худощавого паренька, не сразу узнала его.

– Не узнаешь? – улыбнулся тот.

– Глеб! – искренне обрадовалась Люся. – Привет! А я только недавно вспоминала о тебе. Все думаю, надо как-нибудь заскочить, узнать, как у тебя дела… А как поживает твоя бабушка?

– Бабушка уже никак не поживает, – в своей обычной мрачновато-отрешенной манере выразился Глеб.

– Она умерла? – решила зачем-то уточнить Черепашка.

Глеб коротко кивнул и, поджав губы, сказал:

– Отмучилась.

Вообще-то, насколько Люся могла судить, бабушка Глеба хоть и была прикована к постели, но не мучилась этим, потому что почти ничего не видела, не слышала и не осознавала. Никакими тяжелыми заболеваниями она не страдала и скончалась, должно быть, от старости. Впрочем, Люсе хорошо было известно, как искренне, всем сердцем Глеб был привязан к своей бабушке. Поэтому, выдержав приличествующую такому случаю паузу, Черепашка участливо заглянула Глебу в глаза и поинтересовалась:

– Как давно это произошло, Глеб?

– Месяц назад, – ответил тот и совершенно неожиданно расплакался.

Плечи парня начали судорожно вздрагивать, голова мелко затряслась. Люся стояла в полной растерянности. Наконец она взяла Глеба за руку и отвела в сторону. Там, в двух шагах от входа в магазин, на них было обращено слишком много глаз. Тут Глеб, так же неожиданно, как и начал плакать, вдруг успокоился, вытер слезы руками и спросил:

– Слушай, а ты Свету давно видела?

– Вчера, в школе. – Черепашка обрадовалась внезапной перемене его настроения. – А что?

– Да так, ничего… – протянул Глеб. – Просто интересно, как там она? Люсь… – Глеб с неожиданной силой стиснул ее руку чуть выше локтя. – У тебя есть минутка времени?

– Ну… – Черепашка не знала, как лучше ответить. – Разве что минутка…

– А ручка с бумажкой есть? – Казалось, Глеб уже не слышал ее, полностью поглощенный какой-то новой идеей.

– Нет, – пожала плечами девушка. – Я только за хлебом выбежала.

– Что-то непохоже, – усмехнулся Глеб, кивнув на букет.

– А, это… – Черепашка замялась было, но тут же нашлась: – Шла мимо цветочного ларька, дай, думаю, куплю себе букетик. Я часто сама себе цветы покупаю, – для пущей убедительности добавила она.

Глеб ничего на это не сказал, казалось, он уже забыл про цветы. Его глаза беспокойно бегали из стороны в сторону.

– Люсь, ты постой тут, я мигом! Только ручку и блокнот какой-нибудь куплю. Ладно?

– Ну хорошо, – согласилась Черепашка. – Я пока в магазин заскочу. Встречаемся здесь, возле дерева, через пять минут.

Укладывая в сумку хлеб, Люся была уверена, что Глеб уже ждет ее. В кассу пришлось выстоять довольно большую очередь, да еще у кассира не нашлось сдачи с тысячи рублей, и Черепашке пришлось ждать, пока та разменяет купюру в другом отделе. Однако когда Люся вышла на улицу, Глеба возле дерева не было. Он пришел, вернее, прибежал, минут через пять. Запыхавшийся, возбужденный. В руках Глеб сжимал прозрачную шариковую ручку и сложенный в несколько раз листок бумаги.

– Извини, – переводя дыхание, сказал он. – Решил сразу и написать. Вот! – Он протянул Люсе листок. – Это записка. Передай, пожалуйста, Свете. Там ничего такого. Давно хотел написать ей письмо. В общем, передай. Хорошо?

– Конечно, обязательно, – поспешно заверила Глеба Черепашка. – Завтра же передам.

С неожиданной теплотой Глеб посмотрел на Люсю и сказал:

– Ну, как говорится, не смею вас больше задерживать. Заходи, я ведь теперь один живу…

– Забегу как-нибудь, – пообещала Люся и хотела уже было попрощаться, как вдруг, неожиданно для себя, спросила: – А ты часто к бабушке на кладбище ходишь?

– Каждый день, – ответил Глеб и добавил, смутившись: – Если только дождя нет…

– Тогда положи это на ее могилу, – попросила она и протянула Глебу букет. – От меня.

– Спасибо, – едва заметно улыбнулся Глеб. – Я всегда бабушке цветы покупаю. Не такие, конечно, на такие у меня денег нет.

По дороге домой Черепашка невольно вспоминала те давнишние события.

«Все-таки Светка нормальный человек, – думала она. – Молодец, что наотрез отказалась писать заявление в милицию… Да еще настояла, чтобы родители дали Глебу денег на билет во Владивосток. Кстати, забыла у него спросить, летал ли он туда? Нашел ли могилу матери?»

Благодаря Пал Палычу, отцу Алеши, Глебу стало известно, что его мама умерла три года назад во Владивостоке. А он-то думал, что мама живет там себе со своим новым мужем и думать забыла о них с бабушкой. Хотя нет, Глеб, как маленький ребенок, продолжал ее ждать, перебирая вещи в чемодане, который был упакован им три года назад, когда мама, позвонив из Владивостока, пообещала, что, как только обустроится на новом месте, сразу приедет за ним и бабушкой. Да, он держал Светлану в подвале и читал ей дневник, посвященный самому любимому человеку на земле – своей маме. Но у Глеба и в мыслях не было убивать свою заложницу.

Идея потребовать у родителей выкуп принадлежала не Глебу, а самой Тополян. Глеб оказался до смешного честным и сказал, что возьмет только двести долларов. Он думал, что этих денег ему должно хватить на билет до Владивостока. Тогда он еще не знал о смерти матери. Связавшись по телефону с родителями Тополян, Глеб назначил им встречу около магазина. Так группа спасения во главе с Пал Палычем оказалась у него в квартире. Свету освободили. А когда она поняла, что Глеба могут отправить на принудительное лечение (ведь он действительно состоял на учете в психдиспансере, так как был болен шизофренией), она начала плакать и требовать, чтобы Глеба оставили в покое, убедив родителей не подавать заявление в милицию. Так стараниями Тополян и усилиями Пал Палыча дело Глеба было спущено на тормозах.

Наверное, Глеб очень удивился бы, услышав, какой неожиданный поворот приобрела вся эта история в устах Тополян. Удивился бы и расстроился, потому что, в отличие от Светланы, Глебу и в голову бы не пришло рассказывать кому-то о случившемся, а уж тем более сочинять по этому поводу небылицы. Он часто вспоминал Свету. Вспоминал с теплотой и благодарностью.