Вера и Марина Воробей - Я не нарочно

А вслух она произнесла, пожав плечами:

– Даже не знаю, па, что ты хочешь услышать. Не, ну правда, все как обычно. Сегодня вот четверку по химии получила и по сочинению тоже. А так… серые школьные будни.

Ашот Суренович помолчал, потом спросил:

– А вот как ты думаешь, Светлана, почему мы с мамой тебя не наказываем за твой отвратительный проступок? Ни в чем не ущемляем, не ограничиваем, не притесняем, а? Как будто ты ничего плохого не совершала? Тебе не кажется это, по меньшей мере, странным?

– Я… я не знаю, па. Я просто… знаю, что вы с мамой добрые и, наверно, меня простили. Ведь вы же простили, да? – растерялась Света.

Она не понимала, куда клонит отец, и это выводило ее из равновесия. А ведь он куда-то клонил, это и ежу понятно.

Ашот Суренович печально вздохнул:

– Мы все знаем, Светлана. И я, и мама. – Он взглянул на жену, как бы ища у нее подтверждения своим словам. – Мы в курсе, что ты ушла с уроков в понедельник и больше в школе не появлялась. Я понимаю, ты хочешь знать, откуда мне это известно? Изволь. На другой же день мне позвонила ваша… эта… Лампа, кажется?

– Люстра, – мрачно поправила напрочь сраженная Тополян. – И вы, что, знали и ничего мне не говорили? И выслушивали мои небылицы про школу? Но почему, пап?

– Возвращаемся к началу нашей задушевной беседы, Света. Мы с мамой решили не наказывать тебя, потому что ты уже наказана. Без нашего участия. Ты сама себя загнала в угол, но вместо того чтобы разобраться в себе, в своих поступках, в их причинах, ты, гордо хлопнув дверью, ушла в никуда. Ну, погуляешь неделю, две, а дальше? Ты же понимаешь, что рано или поздно все равно твой обман откроется, и что?

– Пап, я запуталась. Мне правда очень скверно. Нет, ты только представь на секундочку: никто ведь даже не усомнился, а вдруг все это неправда, вдруг ошибка, да мало ли что! Перепутали в милиции, например! А они… Мало того что никто не крикнул «этого не может быть!», так они еще все свои пропажи на меня списали… Вот что ужасно обидно, па! И я убеждена, приди мне в голову оправдываться перед ними, ни один бы не поверил! Почему, пап, ну, почему они мне не верят? – Светлана не заметила, как повысила голос, и теперь кричала, словно ее родители были глухими.

Слезы отчаяния вот-вот были готовы брызнуть из глаз. Слишком долго она копила в себе негатив, и настал момент, когда обида и злость потребовали выхода.

– Да потому что ты врешь! – Ашот Суренович в сердцах хлопнул ладонью по столу, отчего маленькие чайные чашечки издали мелодичный звон. – Ты же постоянно врешь! Я просто уверен, что если ты способна цинично обманывать нас с мамой и сочинять небылицы про несуществующие оценки, якобы полученные тобой в школе, то уж своим друзьям и подругам соврать – это для тебя как воды напиться!

Светлана с ужасом поняла, что она все же умудрилась разозлить отца по-взрослому. Теперь к нему подступаться с просьбами вообще не имеет смысла. А она все еще лелеяла малюсенькую, совсем призрачную, надежду еще раз попробовать уломать его забрать из школы ее документы. Да она бы нашла, куда пристроиться! Вот уж легко! Да вот хотя бы пошла в вечернюю школу, стала бы работать, ну, хоть мороженым торговать или ученицей в парикмахерскую. Пусть так, пусть как угодно, только не к ним, не к этим Фишкам и Ермолаевым, не к противным Снегиревой и Наумлинской. Вычеркнуть их всех из памяти, и Черепашку тоже, и заносчивую красотку Лу…

– Значит, так, Светлана, – сурово произнес Ашот Суренович и поднялся из-за стола. – Со следующей недели ты вернешься в школу. Ты решишь свои проблемы сама, не прибегая к вранью и уловкам. Как – это твоя головная боль. Хочешь, чтобы тебя уважали? Сумей этого добиться. И давай больше к этому неприятному разговору не возвращаться, хорошо?

– Хорошо, – одними губами прошептала Светлана, покорно кивнув.

Как же она устала от всего этого! Силы совсем покинули Тополян, она не испытывала ничего, кроме полного опустошения. Легко сказать «давай не возвращаться»! Она и рада бы, но… Боже, как же ей быть-то, как? Что теперь делать?

Анна Антоновна, перестав мыть посуду, подошла к дочери, обняла ее теплыми руками и поцеловала в макушку:

– Все образуется, доченька, вот увидишь.

Светлана досадливо передернула плечами. Каким же это волшебным образом все может «образоваться», она не представляла.

Уже засыпая, Света услышала, как Шоша осторожно обнюхала ее лицо и лизнула в нос. «Вот кому клево, ни школы тебе, ни проблем, не жизнь, а сплошной кайф», – позавидовала Светлана, напрочь позабыв о том, что всего лишь несколько часов назад несчастная собака чуть не стала жертвой малолетних садистов.

Ночью девушке приснилась та гадкая тетка из бутика. На ней красовался малиновый топик, тот самый, с ужасными блестками. Она мерзко ухмылялась и показывала на Светлану пальцем.

«Это воровка, держите ее!» – кричала тетка странным голосом, очень похожим на собачий лай. Света хотела убежать, но ноги не слушались, двигать ими было невыносимо тяжело, а тетка подносила свой скрюченный палец все ближе и ближе…

Ну надо же было так проколоться! Тополян была просто вне себя от обиды и злости. И за каким, спрашивается, фигом ее понесло в игровой клуб? Ну и что, что он только что открылся и название имеет симпатичное – «Золотой апельсин»? Будто бы она никогда игральных автоматов не видела, или, может, она действительно надеялась обнаружить там гору апельсинов из чистого золота? Так нет же!

Тополян заглянула в этот клуб совершенно случайно, уже по дороге домой.

Утро было самое обычное, ничем не примечательное утро выходного дня. И когда мама попросила ее сходить в поликлинику, ничто не предвещало тех событий, которые вскоре последовали.

Несмотря на субботу, данное медицинское учреждение принимало страждущих, но только до двух часов дня, по укороченному графику. Нет, нет, Светлана была абсолютно здорова, просто родители все же позаботились о том, чтобы ее отсутствие на уроках выглядело не банальными прогулами, а имело уважительную причину. Уважительной причиной считалась справка из поликлиники. Вообще-то Тополян пока еще посещала подросткового доктора, но ради дочери Анна Антоновна подсуетилась: имея участкового терапевта в приятельницах – та в свое время вытащила Анну Антоновну из гипертонического криза, – она упросила ее выдать необходимый документ для Светланы.

И вот теперь девушка несла в сумочке неразборчиво заполненный бланк справки, текст которой гласил, что Светлана Тополян была освобождена от занятий в школе в течение пяти дней в связи с острым респираторным заболеванием. На бланке красовалась такая же неразборчивая подпись врача и печать поликлиники.

Особого облегчения от перехода на легальное положение Света не испытывала. Эта справка просто официальная отмазка для Люстры, в случае если все же придется вернуться в класс. А возвращаться туда Светлане ох как не хотелось!