Лев Давыдычев - Лёлишна из третьего подъезда

Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти.

А вслед ему раздалось:

— И тебя пороть будут!

Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.

— Сразу за дело, — скомандовала Лёлишна, — я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду,

Сняв ковбойку и брюки, Головёшка сел в угол на табурет и проговорил:

— Чудеса какие-то. Средь бела дня раздели.

А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, он выхватил их и закричал:

— С ума спятила?!

Виктор сказал:

— Сиди ты и не чирикай!

А Головёшка чуть не плакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.

А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай ее резать.

— Такие хорошие штаны были! — жалобно воскликнул Головёшка. — Чего они вам не понравились?

— Молчи, — весело отозвалась Лёлишна, — ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.

Короче говоря, скоро началась примерка.

Головёшка подошёл к зеркалу, взглянул на себя…

И обнял Лёлишну.

И смутился.

И она смутилась.

И даже Виктор смутился.

— Ну что ты… — пробормотала Лёлишна, — ещё рано благодарить, ещё сшить надо.

Она открыла швейную машину.

Головёшка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.

Если бы вы видели, что творилось с Головёшкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом.

До того докукарекался, что охрип.

А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.

Лёлишна стала шить берет.

Виктор повёл своего нового знакомого в ванную.

Отмываться.

Вернее, отмывать.

И вот, чистый, причёсанный, заштопанный и перешитый, в берете, стоял Головёшка перед зеркалом и шептал удивлённо:

— Какой я, оказывается, красивый… Вот ещё бы ботинки подрезать… перешить бы их как-нибудь… Тогда бы все сказали: «Вот вам и Головёшка!»

— Забудь ты про своё прозвище, — сказала Лёлишна, — забудь. Будто его и не было.

— Забуду, — согласился Головёшка. — Очень уж я нарядный. Родная мать меня не узнает. Гражданин милиционер дядя Горшков меня не узнает. А я крикну: «Да это же я! Владик! Тот, который Головёшкой ещё был!» Теперь мне на людей кидаться нельзя.

— Короче можно сказать так, — предложил Виктор, — прощай, Головёшка!

— Прощай, Головёшка! — сказала Лёлишна.

— Прощай, Головёшка! — сказал Владик. Он подмигнул своему отражению в зеркале и добавил: — Вот теперь можно мне и в цирке работать. Там все такие красивые.

— Ой… — Лёлишна схватилась руками за голову. — Я совсем забыла про дедушку! И бросилась из комнаты.

Проснувшись под забором, Петька потянулся, хрустнул всеми своими косточками.

Сел.

И вместо бабушки увидел — кого?

Эдуарда Ивановича. Только не живого, а на афише.

А рядом с ним лев.

А пасть у льва оскалена.

А пасть огромная.

— С группой дрессированных львов! — крикнул Петька и захохотал почему-то, словно дома оказался.

Прохохотав, он почесал затылок.

Задумчиво сплюнул.

Откуда в чужом, далёком городе та самая афиша, которую он ещё вчера видел в своём родном городе? Ведь он ехал в поезде целую ночь…

И всё-таки первым делом надо сходить в цирк, а там видно будет, как жить дальше. Может, в цирке на работу возьмут. И квартиру дадут. И поесть, конечно, дадут. Можно у льва кусок мяса отобрать, изжарить и — кусай себе, а не льву, на здоровье.

Петька встал, опять потянулся, опять сладко зевнул, опять хрустнул всеми своими косточками.

И весело сплюнул.

Желудок пока не требовал пищи, и хозяин его мог даже соображать немного.

Он бодро зашагал

и

остановился.

А где штаны?

Куртка где?

Рубашка?

И побежал обратно.

Бежал, бежал, снова остановился: забыл ведь, где повесил одежду сушиться!

Забыл, забыл —

ничего вспомнить не мог.

Он погрозил кому-то кулаками и двинулся вдоль полосы берёзок.

Ни одной приметы не запомнил!

Ни одной!

К тому же раздался испугавший его шёпот:

— Есть хочу…

Шёпот был легкий, еле слышный, но Петька струсил и бросился обратно в город.

А люди думали: спортсмен, чемпион какой-нибудь бежит, тренируется.

Две собаченции за ним увязались.

Бежали, бежали, да отстали — вот как он мчался!

Увидел трамвай, прыг в него.

— Билетик приобретём? — спросила кондукторша.

— Какой тут может быть билетик? — ответил Петька. — У человека ни штанов, ни рубахи, ни куртки, а вы — билетик!

— А откуда ты такой взялся и куда ты едешь без штанов, куртки и рубахи?

— В цирк еду, а сам я издалека, из другого города.

Тут все пассажиры рассмеялись.

А Петька начал реветь.

А кондукторша безжалостно подтолкнула его к выходу.

Трамвай ушёл.

Петька побрёл вдоль трамвайной линии, не глядя по сторонам.

В желудке было легко, на душе — тяжело.

Трамвайная линия привела мальчишку в… родной город.

Стоял Петька.

Хлопал глазами.

Ведь он Уехал, а оказалось, что ПРИехал.

Как так?

Почему ПРИ, а не У?

А было так. Вагон, в котором он спал, ночью отцепили от состава, прицепили к другому, и только утром поезд тронулся в путь. А в этот момент Петька и проснулся. И выпрыгнул из вагона на окраине своего родного города. А раз он не бывал на окраине, то и не узнал её.

Но раздумывать сейчас было некогда, и Петька помчался к Лёлишне. Только бы незаметно проскочить в её квартиру!

Стрелой летел он по лестнице вверх. Коленки от страха дрожали. Сердце стучало где-то в затылке.

Лёлишну чуть с ног не сбил — она бежала навстречу.

Ойкнула, спросила:

— Откуда ты?

— Спрячь меня, — прошептал Петька, — быстро-быстренько. Без разговоров.

— Не могу, дедушка куда-то ушёл.

— Ничего с твоим дедушкой не будет. А со мной, знаешь, что будет? Давай я у вас жить стану? Я смирный. Меня кормить побольше, а больше мне ничего не надо.

— Не болтай глупостей, — торопливо и сердито сказала Лёлишна. — Сейчас же немедленно иди домой. Там же волнуются. Всю ночь из-за тебя не спали. Тебя милиция ищет. Вот что ты натворил, Пара несчастная!

— Не обзывайся!

— Первый раз обозвала! Потому что довёл всех!

— Ну и ладно! Я лучше в милицию пойду! Пусть судят. Пусть куда-нибудь садят. Хоть отосплюсь!

— Иди домой!

— Не пойду!

— Иди!

— Не пойду!

— Да ведь попадёт же тебе!

— Вот именно! Поэтому и нету мне смысла хорошие поступки делать. Одно мне в жизни осталось: спрятаться бы куда-нибудь и носа не показывать!

— Петя, — почти ласково сказала Лёлишна, — иди. А вечером в цирк пойдём.

— Сейчас мне такой цирк будет, — прошептал Петька, — тут-то я и погибну. Прощай.

И он пошёл навстречу своей нелёгкой судьбе.

А Лёлишна побежала искать своего дедушку, который чувствовал себя феноменально здоровым.