Ирина Христолюбова - Колокольчики мои

— Тонька тоже серьёзная, — не согласился Егор. — Она замуж собирается.

Бабушка всплеснула руками:

— За кого?

— Не знаю. Наверное, за какого-нибудь артиста. У неё целый альбом артистов. Ты, бабушка, никому не говори. Она нам с Арканей по секрету сказала.

— Батюшки мои, и школу бросит? — испугалась бабушка.

Егор призадумался. Арканина сестра Антонина ничего им про школу не говорила.

— Не знаю, бабушка. Она только сказала, что замуж собирается, а больше ничего.

Бабушка заахала, заохала, даже про Егора на некоторое время забыла, но потом вспомнила.

— Больно много понимаешь! — рассердилась она. — Иди в угол и стой, пока родители не придут. Они с тобой разберутся, узнаешь, как из школы убегать.

— Ладно, бабушка, постою я ради тебя, чтобы ты не расстраивалась.

Он пошёл стоять в угол.

— Вот и постой, уж недолго осталось, вот-вот из города мать приедет. — Бабушка посмотрела на часы. — Сегодня она в первую смену.

— Я пойду встречать на причал! — обрадовался Егор.

— Да она на автобусе приедет. И нельзя тебе. Ты в углу стоишь!

— Стою, стою! — успокоил её Егор.

— До чего глаза-то хитры! — погрозила бабушка пальцем и тут же схватилась за сердце. — Ох, довёл ты меня сегодня. Неси-ка валерьянку!

Егор сбегал на кухню, принёс валерьянку и воду в стаканчике.

— Двадцать капель? — спросил он.

— Хоть двадцать, хоть тридцать. На глазок лей. Егор и так всегда лил на глазок, потому что считать долго, к тому же он думал: чем больше, тем полезнее.

— Пей, бабушка! — Егор аккуратно закрыл пробочкой пузырёк. — Всё в порядке, бабушка? Ну, я пошёл в угол.

— Иди, иди, безобразник!

Егор снова встал в угол, а бабушка ушла на кухню.

Сначала Егор постоял, потом сел. «Интересно, как там Арканя? — думал он. — Тоже, наверное, в углу стоит. Хорошо, если бы на расстоянии можно было разговаривать. Он — у себя дома, а я — у себя. Он знает то, что я думаю, а я — то, что он. Тогда можно было бы вообще вслух не говорить. Все бы поражались: чего это мы с Арканей такие молчаливые? Слова от нас не добьёшься. А нам к чему разговаривать? И так друг друга насквозь видим. — Тут Егор вспомнил про Затейника. — Может, он тоже насквозь видит? А вдруг к нему правда притягивает? Недавно кино по телевизору показывали: кто-то как прыгнет, кого-то как схватят, а он оказался железный!»

Егор подпрыгнул, как в кино, и схватил того, который оказался железным.

— Стой! — крикнул он. — Не уйдёшь!

Но тот, видимо, всё-таки ушёл. Егор растянулся на полу. «Этих роботов от людей на первый взгляд не отличишь, — подумал он, — попробуй догадайся. Затейник по утрам, может, себя ключиком заводит. Чик-чик-чик! — и завёлся. А вдруг он не робот, а инопланетянин?..»

Егор даже сел — так удивился своей догадке. Ведь он же сам, собственными глазами, видел корабль с другой планеты!

Это было месяц назад, вечером. Только смеркаться начало. Вбежал отец и крикнул:

— Летающая тарелка!

И мама, и бабушка выбежали за отцом. И Егор тоже за ними, хотя понять не мог, про какую такую тарелку сообщил отец и отчего все переполошились.

— Вот! — показал отец в небо.

Над посёлком Сосновый бор медленно проплывало что-то круглое и светящееся.

— Вот! — снова произнёс отец.

И лицо его было такое счастливое, словно наконец-то он дождался того, чего так долго ждал.

Круглое и светящееся неторопливо удалилось в сторону леса.

— Что это? — спросил поражённый Егор.

— НЛО! — гордо ответил отец. — Неопознанный Летающий Объект! Может быть, корабль с другой планеты, — тихо сказал он.

Мать махнула на него рукой:

— Никакой это не корабль и не объект. Выдумка одна. Уже во всех газетах писали.

— Что писали? — спросил отец.

— А то, что это просто атмосферное явление.

Но отец не успокоился. Он долго чесал затылок и весь вечер был сам не свой. Егор же сразу поверил: это корабль с другой планеты. И ничего не могло поколебать его уверенности. Бабушка с опаской посматривала то на отца, то на Егора, но молчала. Мама сначала сердилась, что они верят неизвестно во что, а потом стала смеяться: «Ну, где ваши инопланетяне?»

Досмеялась. Вот он, инопланетянин, и явился. Корабль ночью опустился в лесу, он из него выскочил, надел пиджачок и представился Затейником. Долго ли на баяне научиться играть?

Егор решил, что за Затейником нужно вести наблюдение. Следить за каждым его шагом. Ведь не известно, почему он решил поселиться в посёлке Сосновый бор. Прищурив глаза, Егор пополз под стол, заглянул под кровать, словно Затейник мог там спрятаться. Он дополз до кухни и замер, прислушиваясь: что, интересно, делает бабушка? Но на кухне было тихо. «Неужели она ушла и ничего не сказала?» — удивился Егор.

Он встал, приоткрыл дверь на кухню. Бабушка Груня сидела у окна, сложив на коленях руки. И ничего не делала! Пела. Тихонечко:

Это было очень странно. Она всегда что-нибудь делала!

— Бабушка! Бабушка! — окликнул Егор.

— Что тебе?

— Ты чего так сидишь?

— Как это так?

— Руки на колени и поёшь. Ничего не делаешь…

— Устала, — сказала она. — Я ведь уже старая. Могу посидеть и ничего не делая.

— А почему тогда весёлую песню поёшь?

— Какая же она весёлая?

Пропела бабушка.

— Грустная, — согласился Егор. — А я думал, весёлая. Бабушка, а когда ты молодая была, тоже уставала?

Бабушка засмеялась:

— Я и слова такого не знала! Ноги сами бегали. Как вот сейчас у тебя: на месте не стоят.

Егор потоптался: и правда, не стоят ноги на месте, бегут куда-то.

— Бабушка, а когда я вырасту, тоже устану?

— Устанешь, — вздохнула бабушка.

Егор представил: вот он старый, с бородой, сидит у окна, сложив руки на коленях, и поёт: «Колокольчики мои, цветики степные…» И ноги у него устали, никуда не бегут. И бежать некуда. Егор нахмурился, сжал губы.

— Не тужи, тебе ещё далеко, — успокоила бабушка. — Иди-ка обратно в угол.

Егор поплёлся в угол, снова сел на пол. Это правильно, что он сразу во второй класс решил идти. А то вдруг устанет — и никакая учёба на ум не пойдёт. Торопиться надо.

Стукнула дверь. Егор по шагам услышал: мама. Вот она сняла в прихожей плащ, повесила сумку, причесалась перед зеркалом.

Егор встал лицом к стене, а то ещё подумает, что он просто так сидит в углу, от нечего делать, что очень ему тут весело. А ему совсем не весело, он уже измучился весь, постой-ка три часа не шевелясь, носом в стену.