Юрий Яковлев - Был настоящим трубачом

– Картечью… Прицел… Трубка… Огонь!

Звучали слова команды, и, заглушая их, гремели выстрелы. А в поле перед золотым осинником метались растерянные кони и вырастали черные кусты разрывов.

– Огонь! Огонь!

Вечером в расположение батареи привезли бочку бензина для заправки аэроплана. Вместе с бензином военлет Семенов получил приказ: утром следующего дня вылететь в район боев на трофейном аэроплане и произвести бомбометание.

Весь день он провел около аэроплана, тщательно исследовал его и даже с помощью двух красноармейцев завел двигатель. Аэроплан был исправен и готов в боевому вылету. Это радовало военлета Семенова.

Но не только он радовался исправности аэроплана.

– Он завелся! Он в порядке! Отлично, – радостно шептал брату Виктор, слушая, как яростно стрекочет ожившая машина. Братья наблюдали за аэропланом из фургона, который загнали в кустарник и сверху прикрыли ольховыми ветками. – Завтра, едва рассветет, мы полетим. Снимем часового. И – адью, красные!

Виктор был радостно возбужден. Единственно, что его озадачивало, хватит ли в баке бензина, чтобы дотянуть до аэродрома. Когда же вечером к аэроплану подъехала телега с бочкой, Виктор сказал брату:

– Благодари бога. Мы спасены!

Этот день был для братьев тревожным. Начался он хорошо. Братья встретились и, несмотря на все невзгоды, почувствовали себя счастливыми. Но затем события развернулись так, что оба чуть было не попали в плен. Это случилось, когда разъезд белых атаковал батарею.

Когда Яшечкин заметил между стволов осинника незнакомых всадников и тихо доложил об этом командиру батареи, Виктор тоже увидел их.

– Смотри, смотри! – сказал он брату. – Это наши. Они крадутся к батарее. Мы можем помочь им. Ударим с тыла. У меня есть гранаты…

Икар уже натянул поводья, чтобы вылететь на своей колеснице из своего укрытия, как вдруг тишина солнечного утра была вдребезги разбита орудийными выстрелами.

– Лопухи! – выругался Виктор. – Плохо маскировались. Сами влипли и нас чуть было не поставили под удар… Скорей бы прошел день. На рассвете полетим…

Котя обладал способностью легко сходиться с людьми. И, встретив на батарее настоящего военлета, Котя тут же потянулся к нему.

– У меня есть приятель, который поднял в воздух аэроплан с комендантского аэродрома, – сказал он военлету Семенову.

– Авиатор?

– Нет, он тогда был гимназистом. О нем в газете писали.

– Что-то не слышал про этого гимназиста, – ответил Коте военлет. – Я тогда на фронте был…

– Вы знали капитана Нестерова? – тут же поинтересовался Котя.

– Не имел чести, но был наслышан о нем, – ответил авиатор. – Геройский человек! А ты, значит, будущий артист. Я смотрел твое выступление. У тебя талант.

– Нет, – ответил мальчик, – я не буду артистом… Я буду авиатором. Как вы.

– Вот как! – произнес военлет.

– Я написал стихи о красном авиаторе. Хотите, прочитаю?

– С удовольствием, – ответил военлет Семенов. Котя заложил руки за спину, посмотрел в глаза своему единственному слушателю и стал читать:

Смелый красный авиатор В бой ведет аэроплан. В этот бой его послали Пролетарии всех стран.

– Всё, – сказал Котя и опустил глаза.

– Так ты еще и недурной поэт! – воскликнул военлет Семенов. – Как же попал на фронт?

– Тетушка не согласилась оставить меня. А бабушки у меня нет.

– Вот ведь как жизнь складывается! – отвечая своим мыслям, воскликнул военлет. – Попал на фронт. И не сдрейфил. Ведь ты сегодня участвовал в настоящем бою.

– А вы не прокатите меня на аэроплане? – вдруг вкрадчиво спросил Котя.

– Обязательно, – ответил военлет Семенов. – Завтра слетаю на боевое задание, вернусь и прокачу!

– Утром приду вас провожать, – сказал Котя. – Я не просплю. И встречать буду.

В это время к ним подошел Яшечкин.

– Ты здесь? А я тебя ищу повсюду. Обедать пора.

– Спасибо, я не хочу, – сказал было Котя, но Яшечкин замотал головой.

– Никаких разговоров. В армии порядок общий. Раз обед – значит, все хотят есть.

Котя вопросительно посмотрел на военлета Семенова. Тот улыбнулся и развел руками: мол, ничего не попишешь.

– А вы пойдете обедать? – спросил мальчик военлета.

– Обязательно.

Полевая кухня расположилась у крайней избы. На двух колесах дымился большой котел с трубой. И к этому котлу выстроилась очередь бойцов. Котя встал в очередь, а Яшечкин куда-то отлучился и вскоре вернулся с котелком и ложкой.

– Бери ложку, бери бак, – сказал он весело.

– А вы?

– У меня тоже есть, – ответил боец и показал Коте второй котелок, ложку же он вынул из-за голенища сапога, где у солдата всегда хранится ложка.

Повар в белом колпаке, похожем на облако пара, большой ложкой, «разводящей», подцепил из котла густые дымящиеся щи и вылил в Котин котелок.

– Ой, много! – воскликнул Котя.

– Сколько положено, – спокойно сказал повар и протянул Коте пайку хлеба.

Котя и Яшечкин расположились в сторонке, прямо на траве, и начали обедать. Щи оказались очень вкусными, тем более что мальчик со вчерашнего дня ничего не ел. Он ел с аппетитом.

– Вкусно? – спросил Яшечкин.

– Вкусно.

– Ешь на здоровье. А ты почему без хлеба?

– Я маме отнесу…хлеб.

Яшечкин сочувственно посмотрел на мальчика, но сказал:

– Ешь с хлебом. Маме тоже дадут. На фронте всем дают поровну… Ты небось к мамке хочешь? Сколько ребятишек хотят к мамкам, к тятькам, а война не пускает. Будь она неладна!

Котя опустил голову. Воспоминания о маме омрачили его. Даже ароматные солдатские щи утратили свою прелесть. Яшечкин ел и исподлобья глядел на Котю. Он думал, как бы утешить мальчика. И вдруг полез в карман и достал оттуда свернутый улиткой новенький солдатский ремень.

– Держи! Это тебе!

Котя просиял:

– А как же вы?

– Это запасной. У солдата всегда должен быть запас.

– Для друга запас? – спросил Котя.

– Для друга.

Котя занялся подарком и отвлекся от трудных мыслей…

Котя проснулся среди ночи и никак не мог понять, где он. Словно заблудился во сне и попал в какое-то темное, незнакомое место. Под ним вздрагивал пол, а стекла мелко дрожали. Он опасливо открыл глаза. Раздавался тяжелый грохот, в темных окнах время от времени возникали огненные всполохи, и стекло становилось красным. При этом коротком тревожном свете в углу мерцал медный умывальник, похожий на старинный шлем. Когда же вспышки исчезали, окна снова заливала тьма.

Котя сел и, услышав, как зашуршало сено, вспомнил, что лежит на полу. Вспомнил, что вечером Яшечкин уложил его спать в избе. Принес откуда-то охапку пахучего сена и уложил, а сверху накрыл своей шинелью. Здесь же, в избе, устроились на ночлег военлет Семенов и еще несколько бойцов.