Юрий Коваль - Избранное

Когда класс немного затих, дошкольник простёр ладонь свою к Менделееву и сказал:

– Товарищи!

Второклассники опешили.

Директор Губернаторов нахмурился. Дошкольник понял, что попал в глупое положение. Ему захотелось тут же провалиться на месте, но крепок был школьный пол, который перестилал плотник Меринов.

– Филька бежит на Северный полюс, – упавшим голосом продолжал дошкольник. – Чего ж ему в клетке сидеть?

Он снова растерянно замолчал, как будто ожидая аплодисментов, но не дождался их. Стало страшно. Но деваться было некуда, и дошкольник ринулся в бой.

– Он сбежал с фермы и теперь бежит на полюс, потому что он сам северный. На полюсе ему будет хорошо, хоть и холодно. У него там и дети народятся. Пускай он бежит на север, кому ж охота в клетке сидеть? А потом все песцы изберут его атаманом.

Дошкольник остановился. Хотелось чего-то добавить, но что именно добавить, он не знал. Второклассники почему-то не смеялись – то ли они задумались, то ли, стыдно сказать, немного оробели и решили не связываться с человеком, который городит про Северный полюс. Второклассники оглядывались на директоров.

– Это что ещё такое? – изумлённо сказал директор Губернаторов и взмахнул бровями.

Но тут директор Некрасов положил руку на плечо директору Губернаторову, успокаивая его. Директору Губернаторову такое потрёпывание никак не понравилось. Не родился ещё на земле человек, которому позволил бы директор Губернаторов трепать себя по плечу. Но директор Некрасов тоже был директор, и поэтому директор Губернаторов не стал скидывать с плеча его руку, но просто-напросто взял да и положил свою руку на плечо директору Некрасову. Потрепавши друг друга по плечам, директора успокоились, а потом директор Некрасов улыбнулся и пошёл через весь класс прямо к дошкольнику Серпокрылову.

Директор Некрасов приближался и с каждым шагом улыбался всё шире и веселей. Когда Серпокрылову улыбались, он тоже обычно не оставался в долгу. Лицо его, похожее всё-таки на заварной чайничек, засияло, заискрилось ответной улыбкой.

– А ты откуда взялся, такой маленький? – ласково спросил директор Некрасов.

– Я, дяденька, тутошний, – ответил дошкольник, сияя.

Он улыбался так широко, что директор Некрасов сумел сосчитать все зубы, которые имелись у дошкольника в резерве.

– Семь штук, – сказал директор Некрасов. – Что ж это ты, парень, так обеззубел? Страшно небось к врачу-то ходить, зубы выдирать?

– А я, дяденька, к врачу не хожу, – ответил дошкольник, не оробевши ни на секунду. – Я свои зубы сам вынимаю.

– Хе-хе, – снисходительно сказал директор Некрасов и подмигнул вдруг всему классу. – А ну-ка вынь для меня зубок. На память.

В классе кое-кто слегка засмеялся.

– Ну что ж, – солидно ответил дошкольник, – это можно.

Тут он вдруг поглядел тоскливо на Менделеева, а потом щёлкнул пальцами да и выхватил изо рта у себя зуб.

Класс ахнул, а директор Некрасов побледнел.

– Берите, берите, – успокаивал его дошкольник, – у меня новые отрастут.

Директор Некрасов засуетился, снял для чего-то пыжиковую шапку, снова нахлобучил её и осторожно принял зуб из рук дошкольника.

– Грррыхм, – кашлянул он и сунул зуб в нагрудный карман, из которого торчала золочёная китайская авторучка.

– Нет, нет, – сказал дошкольник, – его надо бросить за печку и сказать:

– Ладно, ладно, – сказал директор Некрасов, приходя немного в себя. – Не учи учёного. Знаю, что делаю. Ты скажи, парень, как тебя зовут?

– Лёша.

– Так вот, Лёша, откуда же это у тебя такие сведения? С чего ты взял, что Наполеон бежит на север?

– А куда же? – не растерялся дошкольник.

– Не знаю, не знаю, – сказал директор и недоверчиво покачал головой. – Но если он рвётся на полюс, чего он тогда делает в деревне Ковылкино? Не знаешь? Не можешь ответить. А я знаю. Потому он и крутится возле деревни, что ему кушать хочется. А сам он себе пропитание добыть не может. Он родился в клетке и вырос в ней, и он просто не добежит до полюса, пропадёт. Его разорвут собаки, или подстрелят охотники, или задавит машина, или просто он сам помрёт от голода. Так что у Наполеона единственный выход – жить на ферме. А что зуб подарил – так за это спасибо.

Вот так всё и кончилось, всё разрешилось. Директор Некрасов поставил дошкольника на место, да ещё и зуб его унёс в нагрудном кармане.

Откуда вообще-то взялся этот дошкольник? И что это он берётся рассуждать за Наполеона? С чего взял он, что Наполеон рвётся на Северный полюс? А зачем он тогда болтался в деревне Ковылкино? Ночь провёл у Пальмы, топтался у магазина. Нет, не прав дошкольник, ни капли не прав.

– Долой дошкольника! – крикнул Коля Калинин, и все охотно засмеялись. Устали второклассники, и пора было кончать затянувшееся собрание.

Кончился последний день четверти. Гуляй, ребята, кончай рассуждать! А после праздников все пойдём на ферму, будем кормить песцов, воспитывать норок и серебристых лис!

– Пойдёмте, товарищ директор! Пойдёмте в баню! Пойдёмте, мы вам покажем! – кричали второклассники, собирая портфели.

Развеселились ребята. Целый день держались они молодцами и теперь заслужили веселье. И Вера Меринова заслужила. Уж она-то сделала всё по справедливости, честно тащила камень на вершину горы.

– Лёш, – сказала она, подходя к дошкольнику, – а ты пойдёшь на ферму?

– На ферму? – переспросил дошкольник, не слишком слушая Веру, а только лишь наблюдая за тем, как директора жмут друг другу руки. – Не знаю… Если меня возьмут…

– Вот и хорошо! – обрадовалась Вера. – Ты не сердись.

Вслед за директорами весь народ повалил на улицу. Все знали, где находится баня старика Карасёва, и все хотели показать к ней дорогу.

Впереди, рядом с директорами, шагал Коля Калинин и шофёр со зверофермы, который нёс на вытянутых руках походную клетку. В самом конце отряда шагали Павел Сергеевич, Вера Меринова и дошкольник Серпокрылов.

– Эх, брат, – говорил дошкольнику Павел Сергеевич, – не всегда так получается, как хочется.

– Это верно, – солидно соглашался дошкольник.

– Взять, к примеру, меня, – продолжал Павел Сергеевич. – Всю жизнь мечтал быть художником, а не получилось.

– Ну уж нет, – возразил дошкольник. – Вы здорово рисуете. И корову можете, и быка.

– Ха-ха, рисую я и правда неплохо, а Репин из меня не получился. Не я написал картину «Иван Грозный убивает своего сына». Мне только баню карасёвскую рисовать.

Карасёвская баня, между тем, действительно заслуживала рисования. Она так скособочилась, что никакой художник из головы придумать такого не мог.