Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

— Никакой фантазии здесь нет, — спокойно ответил он. — Просто майор запомнил, что ворюга был большой любитель футбола, а в тот день был как раз матч между командами Москвы и Ленинграда. Пришлось только оперативно размножить фотографии этого типа и поставить людей у всех выходов со стадиона.

Все засмеялись, и кто-то спросил:

— Ну, а карточку вернул Петя той девушке? Мужчина улыбнулся и развел руками.

— Об этом точных сведений нет. Впрочем, как-то недели три-четыре спустя после этой истории, в конце рабочего дня, майор наталкивается в коридоре на Петю и замечает, что у младшего лейтенанта какой-то странный вид: на голове новая шляпа и галстук бабочкой завязан.

Майор очень удивился.

«Что это с тобой, друг Петя, ты же сроду шляпы не носил?»

А Петя покраснел, как морковка, и букетик цветов за спину прячет.

Вот и все мои сведения, дорогие товарищи.

— Ну-у-у, — разочарованно протянула мать голенькой девочки, — на самом интересном месте… Нет, уж теперь извольте рассказать, что было дальше.

— Дальше? — рассказчик весело прищурился и повернулся к заливу.

Оттуда, вздымая светлые фонтаны водяных брызг, с громким смехом бежали наперегонки юноша и девушка.

Парень выскочил на берег первым и подбежал к рассказчику.

— А ну-ка, сознавайтесь, где у вас тут нарзанный источник? Мой Узелок умирает от жажды!

Он отыскал под корнями бутылку и передал девушке.

Они стояли рядом, молодые и счастливые, немного смущенные не понятным им общим вниманием, и горячее солнце золотило их коричневые стройные тела.

— Черт возьми, вот это здорово! — воскликнул доктор.

А мать голенькой девочки подошла к рассказчику и торжествующе спросила:

— Ну, вы и теперь станете отрицать, что вы и есть майор?

— Категорически отрицаю, — засмеялся мужчина. — Могу даже доказать.

Он поднял с корней аккуратно сложенный белый китель и, развернув его, показал погон, на котором блестели две звезды подполковника милиции.

Еще в ученические времена специалисты говорили, что у него природная сметка, чутье истинно собачье, но главное — умение сдерживать себя; к тому же он обладает острым глазом и решительным характером. Недаром же его наградили за эту историю с иголками. Впрочем, тут есть и заслуга Василия Ивановича Данилова, который принимал участие в выучке своего помощника, как он сам выражается, «еще со щенячьего возраста». Раньше Данилову не приходилось видеть трикотажных игл. Оказывается, они представляют собой узкую фасонную пластинку длиной в палец, с подвижным устройством, позволяющим снимать с бегущего замка нитку и превращать ее в трикотажное полотно. Все это объяснил Иван Владимирович, а потом приподнялся с места и протянул иглу Данилову, который сидел за столиком, поставленным перпендикулярно к письменному столу начальника.

— Ознакомьтесь, Василий Иванович, и учтите: такие иголки имеются в нашем городе только на одном предприятии.

Данилов взял иглу, повертел ее в пальцах и положил перед собой. Он ничего не спросил. Зачем? Раз уж Иван Владимирович вызвал к себе и показывает эту штуку, значит, сегодняшний поход к Малышу горит и приготовься, дорогой товарищ, срочно заниматься иголками.

— Так вот, Василий Иванович, пришлось нам вмешаться в дела одной промартели. Параллельно с законной продукцией они выпускали «свою», потом отправляли в магазин к «своим» людям. Там изделия продавались, а деньги текли в карманы дельцов. Ну, мы разобрались. И насчет мошеннического получения пряжи и как липовые наряды рабочим оформляли — ясность полная, кроме вот этой иголки. Дефицитная вещь строго фондируется. Откуда они ее брали?

— То есть как откуда? — удивился Данилов. — Должны же они получать иголки для своих изделий.

— Для «своих» — нет, — подчеркнул Иван Владимирович. — А у них шло этой самой «своей» продукции столько, что, хочешь не хочешь, приходилось добывать иголки со стороны. И, видимо, с той фабрики, которая, как я уже сказал, одна в городе. Есть там кто-то. Положит в карман две-три коробочки и выносит. Надо найти молодчика. Как вы на это смотрите?

Вернувшись к себе в отдел, Данилов вызвал младшего лейтенанта. Объясняя задание, он нет-нет да и поглядывал на короткую запись в настольном календаре:

«11.30. Малыш» — и на свою полевую сумку, где лежал сверток с бутербродами. Между телефонами шуршал вентилятор, в раскрытое окно врывались запахи разогретого солнцем асфальта, бензиновой гари. А на островах сейчас, наверно, прохладно, в заливе белеют паруса яхт, за высоким забором «Служебного собаководства», должно быть, собрались уже все завзятые болельщики. Спорят, обмениваются замечаниями и принесенными из дому бутербродами; так приятно закусить и выпить бутылку холодного нарзана в тени старой липы…

— Так вот, товарищ младший лейтенант, интересно послушать твои соображения. Да ты сиди, Петя, сиди. Чего вскочил?

Но младший лейтенант не сел. Он тоже взглянул в настольный календарь, покосился на хмурое лицо Данилова и решительно одернул гимнастерку.

— Я так думаю, Василь Иваныч. Нечего нам вдвоем ехать на эту фабрику. Для первого раза я и сам ознакомлюсь с обстановкой, а вам доложу, что к чему и какие имеются неоспоримые факты.

Данилов посмотрел в окно, где в знойной дымке над заливом висело прозрачное облачко; походил из угла в угол мимо щеголеватого лейтенанта. А тот провожал начальника глазами и одергивал из-под ремня гимнастерку, хотя дальше ее уже некуда было тянуть.

— Солнечный денек! — Данилов вздохнул и мимоходом заметил: —Жарковато сегодня в форме.

— Да я же сниму ее, Василий Иваныч. Буду действовать осторожно.

В голосе младшего лейтенанта слышалась обида. Данилов, сдерживая улыбку, нетерпеливо потянулся к полевой сумке и застегнул ворот кителя.

— На фабрике пойдешь в партком. Там есть такая Галина Семеновна Кудрявцева. Она тебе поможет. Действуй. Вечером встретимся.

Пока Данилов слушал Ивана Владимировича и потом инструктировал Петю, его мысли были на островах, где сегодня служебные собаки соревновались в искусстве, достигнутом месяцами упорного труда. «Взять» след, обнаружить и «уложить» преступника, не брать еды от чужих, не кусаться, не паять, повиноваться с первого же слова и жеста — все это и многое другое считалось обязательным, иначе собака не пригодна для работы. Но «высший пилотаж» был под силу немногим питомцам, и не каждый из них мог тягаться с Малышом, Тот, например, примет от кого угодно любое угощение, но съесть — шалишь! Зароет или спрячет, чтобы потом передать хозяину. Даже шоколадную конфету. Желто-бурый Малыш ростом с телка не опасен ни прохожему, ни вздумавшему заигрывать с ним ребенку, ни даже кошке. Рычать? Нет. Он только посмотрит своими агатовыми глазами так, что у всякого отпадет охота фамильярничать с ним. И вряд ли кто-нибудь, кроме воспитателя-дрессировщика и еще Данилова, знает другого Малыша, когда он норовит ткнуться в щеку своим холодным носом и умильно косит влажными глазами, когда друзья остаются наедине; Малыш умеет прыгать, как щенок, сразу на всех четырех лапах, пытается опрокинуть Данилова в траву или кладет на плечи ему лапы, чтобы изловчиться и нежно лизнуть шершавым языком прямо в губы; при этом он нетерпеливо позизгивает, а уши раздвигает в стороны — совсем уж по-щенячьи, — отчего становится чем-то похож на курносого Петю.