Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

Дядька в брезентовом плаще поспешно встал:

— Это наши доски, товарищ подполковник. Обрезные клейменые. Специальный фонд для строительства санатория. Их слепой отличит.

— А ваша накладная, гражданин Евсеев, выдана лесоторговой базой номер семь, — вежливо уточнил Данилов.

Ко Евсеев не сдавался:

— Ничего не знаю. Никаких похищенных досок не покупал.

Данилов улыбнулся — но как! Такая улыбка, уж Петя-то хорошо знал, хуже всякой выволочки.

В кабинет неожиданно для всех (только не для Пети: он видел, как Василий Иваныч нажал кнопку под столом) вошел капитан Гребнев, а с ним рыжий детина в комбинезоне, длинный, как жердь,

Евсеев вздрогнул, а Данилов продолжал улыбаться. Но Петя отлично видел, что Василий Иваныч начинает терять терпение.

— Ну, Каблуков, рассказывайте, откуда вы привозили доски Евсееву?

— Никаких досок я ему не привозил…

Пожилая женщина встала с места и грозно подступила к Каблукову.

— Ах ты, бездельник! Совесть поимей! — воскликнула она, тряся руками под самым носом Каблукова.

Данилов жестом утихомирил ее:

— Да вы садитесь, Полина Андреевна. Садитесь и спокойно расскажите, кем вы работаете.

— А чего рассказывать, товарищ начальник? Я же вчера все рассказала… Ну, сторожихой работаю, в пионерском лагере.

— Где этот лагерь расположен?

— Да напротив же той дачи с петухом на макушке.

— Так. Что же вы видели?

— А все видела. Вот как этот рыжий подъезжал на машине с прицепом. Подкатит, сколько-то досок сбросит и поехал дальше… — Сторожиха опять вскочила с места и шагнула к Каблукову: — Что же ты врешь?

Каблуков ничего не ответил. Евсеев тоже молчал.

А что им говорить, когда такие неоспоримые факты! Вон уж и Василий Иваныч встал, закрыл папку и держит ее точь-в-точь как следователь Ларцев в «Очной ставке». Петя даже зажмурился от удовольствия.

— Товарищ капитан, возьмите эту папку, оформите все и перешлите куда следует.

Данилов вышел из-за стола, попрощался за руку со сторожихой и с товароведом, поблагодарил их за помощь.

Капитан Гребнев узел Каблукова и Евсеева. Франтоватый парень направился было за ними, но Данилов остановил его:

— Вы подождите. С вами будет особый разговор.

— Какой еще разговор? Я к этому делу отношения не имею и не понимаю, зачем меня сюда вызвали.

Данилов брезгливо поморщился.

— К сожалению, нет статьи, по которой вас можно судить… Впрочем, товарищ Сенцов, вы можете привлечь его к ответу за клевету.

Сенцов нехотя отвернулся от окна, куда смотрел все это время.

— А ну его к черту! Связываться с мразью… Дам ему еще при случае пинка под зад.

Франт вспыхнул. Сквозь зубы сказал Данилову:

— Это довольно странно, довольно… подло позволить оскорблять человека в вашем служебном кабинете.

Но Данилов был непробиваемо терпелив. Он обратился к мужчине, который сидел рядом с Петей:

— Послушайте только! Этот… этот достойный сынок своего отца еще смеет говорить о подлости. А вы знаете, что он сделал? Расскажите-ка, Евсеев-младший.

— Мне нечего рассказывать.

— Ну, так я за вас расскажу. Вы работаете техником-протезистом в Курортной поликлинике. Утром одиннадцатого мая вы увидели, что из кабинета зубного врача Михайловой вышел шофер Сенцов, с которым у вас старые счеты. Вы спросили у Михайловой, что у Сенцоаа с зубом. После этого, хорошо зная, где работает Сенцов, вы отправились к лесному складу, дождались, когда Сенцов выехал из ворот, и сказали автоинспектору, что Сенцов пьян. А уж потом, когда его сняли с машины, вы быстро нашли общий язык с прохвостом Каблуковым по поводу досок. Ну, что вы на это можете возразить? Разве не так все было?

Евсеев-младший сразу сник. Он пожимал плечами, усмехался, кусал губу, словно хотел начисто сгрызть свои тонко подбритые усики. Петя перевел взгляд на Сенцова. Тот по-прежнему смотрел в окно.

И тут наконец терпение изменило Василию Ивановичу. Однако он не повысил голоса и не грохнул кулаком по столу, как бывало на совещаниях, когда кто-нибудь проштрафится. Он подошел к двери, раскрыл ее и приказал: «Вон!..»

Евсеев-младший бочком выскользнул из кабинета.

Сенцов поднялся с места, но Данилов остановил его:

— Нет, вы постойте, пусть он уйдет подальше. А пока получите у младшего лейтенанта ваши права.

Да, совсем не так представлял себе Петя сцену, как он будет отдавать шоферское удостоверение Сенцову. Когда комната опустела, Петя смущенно сказал:

— Выходит, Василий Иваныч, что тут вся загвоздка была в самом Сенцове.

Данилов одобрительно кивнул:

— Конечно, Петя. Тебя сразу должно было насторожить главное: как мог такой парень, как Сенцов, напиться за рулем? Вот недостающее звено. От него вся цепочка и потянулась… Эге, гляди, кто это там?

Петя посмотрел в окно. Внизу на панели стояли, держась за руки, Сенцов и миловидная девушка.

— Лида! — воскликнул Петя. — Переживает, пришла встречать.

— Не встречать, а вместе с Сенцовым пришла. И битый час ждала его на улице. Разве ты не обратил внимания, Конан-Дойль, что Сенцов все время смотрел 8 окно?

Петю кто-то сзади потеснил. Это оказался мужчина с блокнотом в руках. Он тоже захотел посмотреть в окно.

— Да, совсем забыл про вас, — сказал Данилов. — Познакомься, Петя. Это товарищ из редакции газеты, журналист. Я пригласил его на всякий случай. Может, заинтересуется, напишет о том, какие у нас еще попадаются бессовестные люди…

Данилов редко ошибается, но тут ошибся: журналиста не заинтересовали бессовестные люди. Об иных людях написан этот рассказ.

На дзери не было никакой таблички — только номер, трехзначное число из выпуклых цифр. За этой дверью оказалась вторая, такая же коричневая, полированная.

Они прошли через тамбур в большую квадратную комнату. Сопровождавший их милиционер, не похожий на милиционера — какой-то розовый белобрысый юнец с конфетой за щекой и с перепачканными в чернилах пальцами, — потоптался возле стола, потрогал там что-то, потом сказал: «Подождите, пожалуйста, здесь. Подполковник скоро придет», — и вышел, оставив дверь приоткрытой.

Студенты оглядели комнату: широкое окно с низким подоконником, письменный стол и рядом с ним — столик с телефонами и с пишущей машинкой в футляре, много стульев вдоль стен, диван, над ним часы, в углу сейф.

В комнате было сильно накурено.

— Окутавшись клубами табачного дыма, усталый седоватый подполковник сидел в своем обширном кабинете, анализируя обстоятельства загадочного преступления, — серьезно сказал Борис.

— Ты думаешь, он такой? — спросила Рая.

— Конечно, — сказал Борис, небрежно поигрывая цепочкой, на которой болтался свисток. — Все следователи окутываются клубами табачного дыма, и все они усталые и седоватые. Вполне типичный образ, только я забыл добавить, что у подполковника были серые внимательные глаза.