Эдуард Успенский - Повести и рассказы для взрослых детей

Да, она может составлять словарь ругательных слов и выражений. И не просто словарь, а сразу издание второе, улучшенное и дополненное.

– Ну, хорошо, Вера Петровна, а с кого мне брать пример по интеллигентности? Кто является образцом в нашем Фили-Мазиловском районе?

Бабушка притормозила:

– Если бы я знала не два языка, а пять, кончила два института, а не один, и сделала бы втрое больше полезного для детей, тогда пример был бы рядом.

– Вот тогда, бабушка, ты бы и делала мне замечания… (Пауза.) Но все равно спасибо за лекцию. Мой запас знаний в этой области увеличился вдвое. Теперь мне гораздо легче морочить людям голову и изображать из себя то, чего ты, бабушка, так и не достигла.

– Тьфу ты! – сказала она.

– А можно, бабуся, дополнительный вопросик? Скажи ты мне, моя драгоценная, а должен ли интеллигентный человек быть наблюдательным?

Вместо ответа она внимательно огляделась. А по стенам красовались плакаты:

УМЕНЬШИМ РУГАЕМОСТЬ, УВЕЛИЧИМ УЛЫБАЕМОСТЬ!

ДОЛОЙ КОТЛЕТОПОДГОРАЕМОСТЬ!

ПОДНИМЕМ ПОДМЕТАЕМОСТЬ НА НЕБЫВАЛУЮ ВЫСОТУ!

– Это еще на какую высоту? – спросила бабушка. – Может, нам потолки подметать?

– Зачем потолки? Вон на полках сколько пыли собралось.

– Ладно, – согласилась бабушка. – Но, если я еще что-нибудь про котлетоподгораемость услышу, придется тебе столовопосещаемость повышать. – И она повернулась, чтобы уйти.

– Стой, бабушка, – окликнул я. – Подожди. Вот, прочти это.

И я протянул ей нижеследующий документ:

Главному редактору Циркконцерта тов. Тихомирову А. С.

от клоуна Ивана Бултыха.

Копия: в центральную газету.

Потому, что Вы совсем не разбираетесь в специфике цирка, лишены чувства современного юмора, боитесь всего нового и непривычного, то есть классически не соответствуете своему месту, предлагаю Вам подать заявление об уходе с работы по собственному желанию.

Ваша деятельность нанесла много вреда нам и зрителям. Лучше всего Вам заведовать ценными материальными ценностями или противопожарной безопасностью. Я, со своей стороны, обещаю Вам найти такое место. Причем Вы почти ничего не теряете в зарплате, но зато начнете приносить пользу.

Май. Фили-Мазилово.

Клоун Иван Бултых.

Сейчас я объясню, откуда взялась эта странная бумага. По профессии я – Иван Бултых. Фамилия моя – клоун. То есть, наоборот. И сейчас я пытаюсь свалить нашего завлита – Тихомирова Афанасия Сергеевича.

В каждой организации нашего типа всеми делами обычно заправляют три человека. Это – директор, главный режиссер и завлит. Директор отвечает за всю организацию в целом. Завлит – за репертуар, за тексты, в общем, за все то, что произносится со сцены. А главный режиссер ставит программы и спектакли. Короче, доносит до зрителя тексты, полученные от репертуарного отдела.

Должности эти – приблизительно равные, и в каждом зрелищном деле заправляет обычно тот человек из троих, который опытнее, энергичнее и волевее.

Афанасий Сергеевич Тихомиров не заправляет ничем. Но мешает всему. Если что-то смешное получилось у нас, значит, он просто недосмотрел, не успел испортить или запретить.

А вдруг новый номер не понравится руководству? А если из-за этой песенки будут неприятности? Не нужно нам ничего особо нового. Давайте работать по старинке, как деды и отцы.

Прихожу я к ним в отдел три месяца назад.

– Я рассказ принес из «Литературки» Хайта и Курляндского. Про Диогена. Хочу сценку сделать.

– О чем рассказ?

– О том, как человек бочку нашел и решил в нее залезть, подумать спокойно. А ему все мешали. Мол, зачем бочку украл? Что о тебе иностранцы подумают? А ну, вылезай!

– Ну, а ты при чем?

– Я тоже бочку на сцену выкачу. Залезу в нее. А шпрех будет меня выживать.

– И что ты хочешь сказать этим?

– Что у нас столько блюстителей всяких развелось, что диогенам и места нет.

– Эге, куда завернул, – говорит Тихомиров. – Выходит, в нашей стране диогенам житья не дают?

– Не в стране, а в цирке. И не диогенам, а клоунам. Разница есть?

Тут вмешалась его заместительница Кичалова Марина Викторовна – на первые две секунды миловидная женщина с большими зубами:

– Если вы клоун, налейте воды в бочку и сидите там. А в диогены играть нечего. На арене это кощунство.

– Если бы я Маркса играл, а шпрехшталмейстер – Энгельса, – говорю, – тогда бы кощунство было. А так просто шутка.

– Ничего себе шутка. А что про нас эти скажут? Которые за рубежом. Наши враги идеологические. Ты что, забыл, что мы не одни живем? И каждый из нас, как на фронте.

– Да этих врагов, – кричу, – в наш Циркконцерт на канате не затащишь! А впрочем, наверное, вы правы. Я сейчас же бегу в хозяйственный магазин лопату покупать.

– Это зачем?

– Окопы копать, землянки осваивать. Раз кругом враги идеологические. Раз каждый из нас как на фронте!

И т. д. И т. п. С каким-то пренебрежением к клоунам. С отношением к ним, как к недоумкам. Вот почему я и написал это письмо, которое сейчас читает бабушка.

– И пропади ты пропадом! – говорит бабушка. – И откуда ты такой взялся на нашу семью?! Сколько же можно в блаженных ходить?! И что, отослал уже?!

– Отослал.

– Значит, опять по лезвию пойдешь?

– Опять, бабушка.

– Дурак ты, дурак!

– Но я – творческий человек, а он – чиновник. Значит, я заведомо прав, механически.

– А как он съест тебя с потрохами, где тыокажешься? И что будет с теми, кто за тебя? Их же просто топтать начнут. Механически.

Она была, конечно, права, и я тоже начал злиться:

– Ну вот что, бабушка, если у тебя есть более важные дела в жэке или где, ты ими и займись. Я и без тебя в эту игру сыграю.

– Один?

– Ну, не совсем один. Есть у нас своя компания. Но без тебя. Без твоего запаса знаний и бесценного опыта демагогии.

Вдруг она говорит:

– Ладно, играем. Тут уже насторожился я:

– Что-то здесь не так. Что-то ты легко согласилась, родимая формалисточка. В чем дело, бабушка?

– А в том, что все это куда серьезней, чем ты думаешь. Придется всю биографию просматривать. Просто перетряхивать для собрания. И мы увидим, чего ты добивался каждый раз, когда головой рисковал. Чтобы навсегда с этим покончить.

– Или взять за правило.

– Очень сомневаюсь.

– По рукам!

– А что касается котлетоподгораемости, купи ты мне новую сковородку. Старая-то совсем износилась.

– Идет, бабушка!

А про себя я подумал: «Во времена пошли – сковородки изнашиваются!»

Все-таки верно, что время сейчас бежит втрое быстрее, чем раньше. И пора измерять его не часами и годами, а сковородками. «Это было пять сковородок назад».

Тогда и будет без обмана. Со стороны пространства и времени.